Атлантида

Атланти́да (др.-греч. Ἀτλαντὶς, лат. Atlantis) — мифический остров, известный, главным образом, по описаниям в диалогах Платона «Тимей» и «Критий» (со ссылкой на Солона). Также Атлантида упоминается в сочинениях и комментариях Диодора Сицилийского, Посидония, Страбона, Прокла. По выражению Роберта Кэрролла, «вера в Атлантиду как древнюю и великую цивилизацию, является всего лишь рядом подстрочных примечаний к Платону»^[2].

В платоновском мифе остров Атлантида располагался за Геракловыми столпами (Гибралтарским проливом) в Атлантическом океане. Царства, располагавшиеся на острове, населяли потомки бога Посейдона, которые приступили к завоеванию Ойкумены. Нападение атлантов было отражено древнейшими афинянами, после чего царь богов Зевс наслал на Атлантиду землетрясение и наводнение, от которых остров погрузился на дно морское. Платон приводил и дату катастрофы — за 9000 лет до Солона, который якобы узнал эту историю от египетских жрецов. В историографии XIX—XXI веков сложилось почти единогласное мнение, что сказание об Атлантиде — образец политического мифа. Он был использован (или создан) Платоном для иллюстрации противоположных типов государства: нрав­ст­вен­но и социально здо­ро­во­го аристократического «государства разума» (Афины) и нездоровой, раз­вра­щён­ной бо­гат­ст­вом и роскошью тиранической Атлантиды. Попытки отыскать источники платоновского мифа многообразны, но не привели к единому результату. Во второй половине XX века сформулирована «средиземноморская гипотеза»: Платон мог иметь представление о крупной вулканической катастрофе II тысячелетия до нашей эры на острове Санторин, а для описания Атлантиды использовал реалии минойской цивилизации.

В Античности отношение к платоновскому мифу было различным: перипатетики отрицали его, неоплатоники давали Атлантиде аллегорическое и магическое истолкование. После Козьмы Индикоплова атланты почти тысячелетие не упоминались в средневековой комментаторской традиции^[3]. Даже Марсилио Фичино не задавался вопросом об историчности существования Атлантиды^[4]. Вновь интерес к сюжету об Атлантиде проявился в эпоху Возрождения, отчасти, под влиянием Конкисты. Фрэнсис Бэкон использовал образ далёкого острова в собственной просвещённой утопии «Новая Атлантида» (1627), отождествляя Атлантиду с Америкой^[5]. Популяризации мифа способствовали трактат «Подземный мир» Афанасия Кирхера (1664) и трёхтомная «Атлантика» Олафа Рудбека (вышла в 1679—1698). Со второй половины XIX века образы Атлантиды широко использовались авторами утопической, авантюрной и фантастической литературы (Пьер Бенуа, Алексей Толстой, Александр Беляев, Артур Конан Дойль, Гарри Гаррисон); одновременно началось последовательное историко-филологическое изучение платоновских диалогов. Американский политик Игнатиус Доннелли стал у истоков псевдонаучной традиции рассмотрения Атлантиды как «праматери» древнейших цивилизаций Старого и Нового Света, а её гибели — как следствие космической катастрофы: столкновения Земли с кометой или астероидом, приведшего к концу ледникового периода. Данная традиция была продолжена на более высоком уровне советским химиком Николаем Жировым. В работах Елены Блаватской и её последователей (Рудольф Штейнер, Джеймс Чёрчвард, Николай Рерих) была заложена оккультистская и мистическая трактовка Атлантиды как древнейшей цивилизации, связанной с высшим (божественным, иногда внеземным) разумом^[6]. Атлантида является популярным объектом изображения в искусстве.

В честь Атлантиды назван астероид (1198) Атлантида, открытый 7 сентября 1931 года немецким астрономом Карлом Райнмутом в Гейдельбергской обсерватории^[7].

Имя мифического острова — Атлантида — в древнегреческом оригинале означает «дочь Атланта» или «Земля Атланта». Платон объяснял, что и море, и остров именуются Атлантическим (др.-греч. ή νἦσος Άτλαντις), ибо Атлант был первым царём этой страны — старшим из пары близнецов, рождённых Посейдоном от смертной Клейто. Остров Атлантида может ассоциироваться с описанным в «Одиссее» (1.48—54) островом, где властвовала дочь Атланта, и садом Гесперид, ассоциируемым с этим же персонажем, подпирающим небо^[8][9]. Хотя у Геродота (IV.184) упоминается гора Атлас и живущее подле неё племя атлантов, Платон не ссылался на это сообщение^{[10][Комм. 1]}.

Все сведения об Атлантиде содержатся у Платона в двух диалогах: «Тимей» (кратко) и «Критий» (более развёрнуто).

Диалог «Тимей» начинается рассуждениями Сократа и пифагорейца Тимея о наилучшем государственном устройстве. Вкратце описав идеальное государство, Сократ жалуется на абстрактность и схематичность полученной картины и выражает желание

Откликаясь на это пожелание, третий участник диалога, афинский политический деятель Критий излагает рассказ о войне Афин с Атлантидой, якобы со слов своего деда Крития-старшего, который, в свою очередь, пересказал ему рассказ Солона, услышанный последним от жрецов в Египте. Смысл рассказа таков: некогда, 9 тысяч лет назад (от времён Крития и Солона, то есть от VI—V веков до н. э.), Афины были наиболее славным, могущественным и добродетельным государством. Главным их соперником была упомянутая Атлантида. «Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятые». На нём возникло «удивительное по величине и могуществу царство», владевшее всей Ливией до Египта и Европой до Тиррении (запад Италии). Все силы этого царства были брошены на порабощение Афин. Афиняне встали на защиту своей свободы во главе эллинов; и хотя все союзники им изменили, они одни благодаря своей доблести и добродетели отразили нашествие, сокрушили атлантов и освободили порабощённые ими народы. Вслед за тем, однако, произошла грандиозная природная катастрофа, в результате которой за одни сутки погибло всё войско афинян, а Атлантида погрузилась на дно морское^[12].

Диалог «Критий», с теми же участниками, служит непосредственным продолжением «Тимея» и целиком посвящён рассказу Крития о древних Афинах и Атлантиде. При этом, однако, происхождение сведений объясняется совершенно иначе: не воспоминаниями о рассказе Крития-старшего, а собственноручными записями Солона со слов жрецов, которые якобы хранились у старика Крития и поныне хранятся у его внука.

Согласно новому рассказу, Афины тогда (до землетрясения и наводнения) были центром большой и необычайно плодородной страны; они были населены добродетельным народом, пользовавшимся идеальным (с точки зрения Платона) государственным устройством. А именно, всем распоряжались правители и воины, жившие отдельно от основной земледельческо-ремесленной массы на Акрополе коммунистической общиной. Скромным и добродетельным Афинам противопоставляется надменная и могущественная Атлантида. Родоначальником атлантов, по Платону, был бог Посейдон, сошедшийся со смертной девушкой Клейто, родившей от него десять божественных сыновей во главе со старшим, Атлантом, между которыми он и разделил остров и которые стали родоначальниками его родов: девять сыновей Посейдона получили в удел части острова и стали архонтами, старший же, Атлант — царём всего острова, как и его потомки. Он же дал имя и всему океану (тождество этого Атланта с известным в греческой мифологии титаном Атлантом является предметом дискуссии современных учёных).

Центральная равнина острова простиралась в длину на 3 тысячи стадиев (540 км), в ширину — на 2000 стадиев (360 км), центром острова являлся холм, расположенный в 50 стадиях (8-9 километрах) от моря. Посейдон для защиты обнёс его тремя водными и двумя сухопутными кольцами; атланты же перекинули через эти кольца мосты и прорыли каналы, так что корабли могли по ним подплывать к самому городу или, точнее, к центральному острову, имевшему 5 стадиев (несколько менее километра) в диаметре. На острове возвышались храмы, выложенные серебром и золотом и окружённые золотыми статуями, роскошный царский дворец, а также были заполненные кораблями верфи и так далее.

Вообще, Платон уделяет очень много места описанию неслыханного богатства и плодородия острова, его густонаселённости, богатого природного мира (там, по автору, обитали даже слоны) и так далее.

До тех пор, пока в атлантах сохранялась божественная природа, они пренебрегали богатством, ставя превыше его добродетель; но когда божественная природа выродилась, смешавшись с человеческой, они погрязли в роскоши, алчности и гордыне. Возмущённый этим зрелищем, Зевс задумал погубить атлантов и созвал совещание богов. На этом диалог — во всяком случае, дошедший до нас текст — обрывается^[13].

Наиболее правдоподобная гипотеза об источниках рассказа называет два события, произошедшие при жизни Платона: поражение и гибель афинской армии и флота при попытке завоевания Сицилии в 413 году до н. э., и гибель городка Гелика в области Ахайя на севере Пелопоннеса в 373 году до н. э. Гелика была затоплена в одну ночь в результате землетрясения, сопровождавшегося наводнением; в течение нескольких веков её остатки хорошо просматривались под водой и песком^[14][15][16]. Канадская исследовательница Филлис Форсайт обнаружила у Фукидида (III. 89. 2—3) сообщение о стихийном бедствии в 426 году до н. э., в результате которого из-за землетрясения был опустошён остров Аталанта в Средней Греции^[17].

В средневековой Европе, культура которой основывалась на латинском языке, существовал частичный перевод «Тимея», выполненный ещё IV веке Халкидием, но в целом Атлантида находилась на периферии философской мысли^{[Комм. 2]}. На средневековых картах, где указывались разнообразные мифические земли, Атлантида отсутствует, хотя в Каталонском атласе (1375) или на карте фра Мауро (1459) обозначено царство Пресвитера Иоанна и даже место, где объявится Антихрист. Вновь интерес к Атлантиде возник, когда Марсилио Фичино перевёл платоновский корпус (1485 год), в числе которого находился и «Критий», написав в комментарии, что предание об острове истинно в платоновском смысле слова, то есть не даёт возможности нанести землю Атланта на карту. Христофор Колумб, как это известно со слов его сына, платоновской Атлантидой не интересовался, однако ассоциация с открытым Новым Светом возникла почти мгновенно (впервые в послании Пьетро Мартире д’Ангьера от 1 ноября 1493 года). В XVI веке восприятие Нового света велось в русле сразу двух концептуальных традиций: греко-римской и библейской; последняя воспринималась как носительница божественной истины. Синтез их осуществил в 1527 году епископ Чьяпаса Бартоломе де Лас Касас, заявив, что, по крайней мере, часть описанного Платоном материка избежала уничтожения, и была открыта европейцами. Джироламо Фракасторо в поэме о сифилисе 1530 года использовал собственное переложение «Тимея»: индейский жрец поведал испанским завоевателям, что аборигены являются атлантами, на которых пал божественный гнев — сначала была затоплена Атлантида, а затем на выживших обрушились недуги. У Фракасторо наиболее примечательно полное отсутствие христианского элемента, все описания помещены в контекст античных и индейских мифов. Параллельно конкистадоры попытались включить индейцев в число потомков Ноя, «дабы признать в них людей». Даже Христофор Колумб, направляясь в Азию, взял на борт еврея-переводчика, рассчитывая найти потомков затерянного колена Израилева. Далее миф о десяти пропавших коленах был легко отождествлён с платоновской Атлантидой: в 1578 году Этьенн выпустил корпус Платона в переводе на латынь Жана де Серра, в комментарии к которому говорилось, что Атлантида — это допотопный мир^[20].

Наибольший интерес к Атлантиде возник в морских державах XVI века, претендовавших на колонизацию Нового Света. В Англии Гилберт при обосновании достижения Китая по Северо-Западному проходу прямо заявил, что «Атлантида теперь называется Америкой и была всегда известна как остров», хотя часть её погрузилась в море. Джон Ди также предпочитал название «Атлантида» названию «Америка» или «Вест-Индия» (и, будучи ренессансным магом, вызывал духов из Атлантиды^[21]). Хаклюйт утверждал, что Платон «определённо описал Вест-Индию» и что в классической древности уже имелось «некоторого рода неясное представление и несовершенные сведения» о Новом Свете^[22]. В Испании при дворе Карла V и Филиппа II прошло несколько дискуссий о Новом Свете, его обитателях и их происхождении. Первым испанским историографом и космографом, который прямо цитировал «Тимей» и «Критий», оказался Франсиско Лопес де Гомара, который в «Общей истории Индий» (1552) также отождествил Америку и Атлантиду, не заботясь вопросом согласования реальности и мифа. В частности, он ссылался на то, что в языке науа корень атль означал «воду». Ранее Гонсало Фернандес де Овьедо в «Общей и естественной истории Индий» (1535) отождествил Антильские и мифические Гесперидские острова, что являлось обоснованием прав Испании на эти земли. Наиболее крайнюю позицию занял нидерландский врач и гуманист на испанской службе Горопиус Беканус (Ян ван Горп), который в трактате «Испаника», опубликованном посмертно в 1580 году, отождествил библейский Тарсис и геродотовский Тартесс, расположенный на территории Испании, со столицей Атлантиды, основанной братьями Атлантом-Тартессом и Улиссом-Геспером, которые также являются внуками Иафета. Короли Испании являются наследниками Атланта, имея тем самым права на Африку и Америку. Также и Педро Сармьенто де Гамбоа в своей «Общей истории, называемой Индика» (1572) указывал, что Атлантида-Америка принадлежит королю Филиппу II по божественному праву. В 1589 году вышла «Естественная и нравственная история западных Индий» Хосе де Акосты, одного из основателей научной этнографии, который отделил миф об Атлантиде от мифа о десяти коленах Израилевых^{[Комм. 3]}. Последователем метода Акосты явился Мишель де Монтень, который в книге 1 «Опытов» (глава XXXI), не отрицая возможности изменений ландшафта под действием морских потопов, сомневался в отождествлении Атлантиды и Америки, ибо «открытия мореплавателей нашего времени с точностью установили, что это не остров, но материк, примыкающий… к землям, расположенным у того и другого полюса…»^[24].

После кончины Фрэнсиса Бэкона был опубликован неоконченный текст «Новая Атлантида» (1627). По жанру это утопия, автор-рассказчик которой, путешествуя по Южному морю из Перу в Китай, попадает на остров Бенсалем, где существует сообщество учёных, «нечто вроде Александрийского музея». По мнению П. Видаль-Наке, если отвлечься от многочисленных деталей повествования, окажется, что миф Бэкона ближе к платоновскому, чем у любого из его современников, «как если бы империализм атлантов и афинян был преобразован в исследовательский центр»^{[25][Комм. 4]}. Первую карту Атлантиды представил знаменитый учёный-полимат Афанасий Кирхер в трактате «Подземный мир» 1664 году, в котором выдвинул предположение, что остатками Атлантиды являются Канарские острова, а потомками атлантов — гуанчи^[28]. Карта Кирхера своей кажущейся правдоподобностью привела к созданию малого мифа о расположении Атлантиды посреди Атлантики, а также возродила веру в то, что гибель Атлантиды и библейский Потоп — это одно и то же событие ^[29].

Параллельно в XVII веке миф об Атлантиде трансформировался под воздействием начавшейся научной революции, одновременно приобретая националистические черты. Ярчайшим примером такой трансформации является «Атлантика, или Род человеческий» (лат. Atlantica sive Manheim, vero Japheti posterorum sedes ac patria) Олафа Рудбека. Ещё современники отмечали, что Рудбек предпринял синтез платоновского мифа не с Библией, а с «Эддой». Таким образом, Атлантида Рудбека располагалась в Швеции, а её столица — в Уппсале. Для доказательства Рудбеку потребовалось разобрать истоки всех народов Европы и Азии, и источник всех их древних традиций. Рудбек попытался обосновать, что Атлантида — это родина потомков Иафета, сына Ноя, руны предшествуют финикийским и греческим буквам, и категорически отвергал авторитет Геродота, ибо греческий историк отказывал северным народам в цивилизованности и цивилизаторской миссии. Метод Рудбека Пьер Видаль-Наке описывал так: «Парадокс состоит в том, что историю Атлантиды мы знаем от Платона, но при этом выясняется, что греки лгали нам, не переставая. В конечном итоге, хотел того Рудбек или нет, но он всё-таки заменил Израиль Атлантидой в роли избранного народа». Успех «Атлантики» в Европе был связан как с авторитетом Рудбека как последователем Коперника и Декарта, ботаника и физиолога, но также и политическим доминированием Швеции в конце XVII века, что делало трактат удобным обоснованием национального мифа шведов, «готского национализма»^[30]. П. Видаль-Наке также отмечал, что в течение XV—XVII веков, когда миф об Атлантиде вернулся в западную общественную мысль, обращавшиеся к этой тематике авторы оставались христианами, которые пытались священное предание Библии (ось мировой истории) соединить с «деяниями потомков Атланта», подчас самым причудливым образом. Использование античной мифологии позволяло «играть» на двойственности сакрального и профанного миров, или их изоморфизме, ибо игра с мифологией не была в глазах христианского духовенства «кощунством или изменой»^[31].

В XVIII веке сюжет об Атлантиде рассматривался в прежнем контексте исследования единства религиозной истории человечества. В 1680 году епископ Пьер-Даниэль Юэ опубликовал трактат «Demonstratio Evangelica», в котором попытался показать единство Священного предания, в том числе то, что античная мифология являлась искажением Откровения. Юэ упоминал и об Атлантиде, используя примерно ту же аргументацию, что и Франсиско де Гомара, именуя мексиканцев наследниками атлантов. Как отмечал П. Видаль-Наке, толкование мифа об Атлантиде окончательно перестало быть предметом историографии или высокой критики, оставшись целиком в сфере гнозиса; то есть некий текст (в том числе «Критий» или Откровение Иоанна Богослова) становился объектом дешифровки и извлечения некой глубоко сокрытой тайны^[32]. Последователи Юэ часто упоминали о еврейском влиянии на мысль Платона, из чего делался вывод, что под образом Атлантиды следует понимать Палестину. В сочинении адвоката Клода Оливье, вышедшем в 1726 году, говорится, что «Солон беседовал с египетскими жрецами об истории евреев и Мексики», а разделение Атлантиды на десять частей соответствует числу заиорданных колен Израилевых, известных египтянам. В Германии и Скандинавии подобный подход сливался с нордическим мифом Рудбека, где пастор Шарбау из Любека в 1733 году в своём трактате Observationes sacrae quibus varia Sacri Codicis utriusque foederis loca illustrantur ссылался на Оливье. Шведские священники Эвремиус и Бэр активно полемизировали по вопросу об Атлантиде в 1750-е годы, причём Бэр, писавший по-французски и служивший в посольстве Швеции во Франции, стал объектом критики Дидро. Аргументацию Бэра использовал в полемике с Вольтером аббат Жак-Жюлиан Бонно, также утверждавший, что атлантические пассажи Платона являлись искажением слов Моисея, и Атлантида сводится к «ряженой Иудее». В последующей полемике клириков с энциклопедистами подобные аргументы повторялись многократно и остались действенными и в XX веке, в фундаменталистских кругах США и Израиля, как иудейских, так и протестантских. Миф об Атлантиде мог использоваться и в политическом контексте, как у апологетов объединения Италии. Так, в трудах графа Джан Ринальдо Карли (1720—1795) народы Италии являются одновременно наследниками Атлантиды и всей античной культуры. Оригинальность построениям Карли придаёт то, что граф доказывал, что ещё до появления этрусков, древние италийцы сообщались как с Грецией, так и с Америкой-Атлантидой. Божество Янус провозглашалось древним царём-завоевателем, пришедшим из Атлантиды, наследником Сатурна. Граф Карли заявил, что потоп, погубивший Атлантиду, не может быть потопом Книги Бытия, а также отвергал любые сообщения Геродота на том основании, что тот «вообще не знал Европы». Несмотря на то, что логика Карли полностью повторяет построения Рудбека, нордическая версия шведа подвергается жесточайшей критике^[33].

Французские просветители, не исключая Вольтера, Фрере^[англ.] или Д’Анвиля, однозначно считали платоновские писания об Атлантиде философским мифом, «размышлениями скорее блистательными, чем правдоподобными». Впрочем, Вольтер был склонен отождествлять Атлантиду с Мадейрой^[34]. Как отмечал П. Видаль-Наке, первым из просветителей, «понявшим то, что никто не понимал со времен Платона: Атлантида была маскировкой для империалистических, морских Афин», оказался придворный антиквар Сардинского короля Джузеппе Бартоли^[фр.]. Указанная идея прозвучала в опубликованной по-французски в Стокгольме «Речи, которую Его Высочество король Швеции произнёс на открытии риксдага на шведском, переведенная на французский и на итальянский стихами, с опытом по историческому истолкованию, которое Платон дал своей Атлантиде и которое до настоящего времени не принималось в расчёт». Однако Бартоли слишком опередил свою эпоху: современники насмехались над ним, не осознавая, что «необходимо политическое толкование мифа, созданного Платоном, и для того, чтобы его понять, необходимо сперва прочесть Фукидида»^[35].

«Водоразделом» в историко-филологическом изучении текстов Платона стал 1841 год, когда французский эллинист Тома-Анри Мартэн^[фр.] выпустил в свет монографию «Études sur le Timée de Platon», удостоенную премии Французской академии. Осуществив перевод трактата, Мартэн целую главу посвятил анализу различных свидетельств в пользу историчности Атлантиды. Результатом стал вывод об отсутствии греческого предания об Атлантиде, существовавшего до Платона. В 1860 году немецкий филолог-классик Франц Зуземиль^[англ.] впервые доказал, что платоновские ссылки на египетское предание — литературная фикция. К началу XX века литературная природа платоновского мифа была полностью установлена в трудах немецких антиковедов Эрвина Роде и Ульриха фон Виламовица-Мёллердорфа^[36].

Ещё в середине XVIII века по мере пересмотра библейской картины естественной истории, в частности, продолжительности геологической истории, гипотеза Атлантиды могла использоваться в рамках полемики с теологами. Знаменитый натуралист Жорж Бюффон располагал Атлантиду близ Пиренейского полуострова и Западной Африки, утверждая, что после затопления острова океанские воды прорвали Гибралтарский пролив и образовали Средиземное море. Аналогичную гипотезу выдвинул геолог Жан-Батист Бори де Сен-Венсан, опубликовавший карту, реконструирующую древний континент в области архипелагов Мадейра, Канарского и Азорского. Гибель Атлантиды, согласно его мнению, носила вулканический характер. Впрочем, в научной карьере серьёзных учёных-естественников гипотеза Атлантиды имела малое значение. С начала XIX века, по мере открытия и начала археологического исследования доколумбовых культур Америки, идея Атлантиды (так же, как и десяти Колен Израилевых) сильно прогрессировала в среде первых американистов. Томас Джефферсон, проведя раскопки древних курганов Виргинии, пришёл к выводу, что их насыпали коренные американцы, но его рациональная позиция не была характерна для своей эпохи. Фламандский миссионер Шарль-Этьен Брассёр де Бурбур, служивший сначала в Канаде, а затем в Мексике и Гватемале, известен как изучением эпоха киче, так и первооткрывателем ряда исторических источников первостепенной важности. Именно Брассёр де Бурбур обнаружил в Мадриде сокращённую копию рукописи епископа Юкатана Диего де Ланда (в свою очередь, одного из пионера «теории» еврейского происхождения индейцев), содержащую ключ к дешифровке письменности майя. В 1864 году Брассёр де Бурбур, опираясь на труды де Ланда и собственные полевые исследования, попытался «перевести» Мадридский кодекс, точнее, одну из известных в то время его частей, так называемую «Рукопись Троано». В результате вместо «жреческого требника» и руководства по гадания и астрологического альманаха, у аббата получился полубессвязный эпос о катастрофе, извержении вулкана и гибели целой страны — праматери всех важнейших культур по обе стороны Атлантического океана. Брассёр утверждал, что названием погибшей страны было не Атлантида, а «Му» (П. Джорджан иронически комментировал, что аббат «запустил ещё одного долгоживущего экзота в среду „альтернативной археологии“»). Спекуляции Брассёра де Бурбура на тему Атлантиды были развиты фотографом и путешественником Огюстом Ле Плонжоном, в «переводе» которого Мадридского кодекса появилась «Земля Му», уничтоженная на одну ночь вулканических извержений и цунами вместе с 64 миллионами её обитателей «за восемь тысяч лет до создания рукописи», хранящейся в Мадриде. В собственной версии истории Ле Плонжона появился романтический сюжет о царице Му и принце Акохе. Царица Му правила в колонии атлантов на Юкатане, но была принуждена бежать в другую колонию в Египет, где стала известна под именем Исиды и воздвигла Сфинкса в память о своём убиенном супруге. Среди прочих экзотических утверждений Ле Плонжона содержалось и то, что древние майя как потомки атлантов создали электрический телеграф и метрическую систему, а также иерархию масонства. Иными словами, Ле Плонжон окончательно оторвался от мейнстримной науки своего времени, оказавшись в сфере оккультизма^[37][38].

По определению множества критиков и исследователей, создателем дисциплины «атлантологии» или, по крайней мере, наиболее авторитетным автором среди атлантологов, претендующих на научность аргументации и изложения, является американский политик Игнатиус Доннелли, опубликовавший свой труд «Атлантида: мир до потопа» в 1883 году^[39][40][41]. По определению Лайона Спрэг де Кампа, именно Доннелли превратил атлантологию «в популярный культ»^[42], одновременно представив своего рода «центристский взгляд на Атлантиду», равноудалённый как от оккультизма, так и от строгой науки. Большинство авторов книг об Атлантиде, которые претендуют на наукообразность, фактически повторяют взгляды Доннелли и черпали у него материал^[43]. Метод Доннелли может быть обозначен как «синкретизм», то есть для «доказательства» существования Атлантиды использовались любые мыслимые сведения из любой области знания. В частности, именно американский политик заявил, что потоп, упоминаемый в Библии, у американских индейцев и у Платона — это одно и то же явление, стихийное бедствие, поразившее в одно и то же время Америку и Ближний Восток. Боги греков и финикийцев — это цари Атлантиды, получившие в разных культурах имя «семитов» или «ариев»^[44]. Для манеры изложения Доннелли чрезвычайно важным является противопоставление «цивилизации» и «варварства»: эти термины обозначают полярные состояния человеческого бытия. «Внезапное» появление цивилизации в разных регионах земного шара объясняется тем, что Древний Египет, Древняя Ирландия, Тартесс и долина Миссисипи были колониями атлантов, а их жрецы-«арии» сделались учителями всего мира. Согласно П. Видаль-Наке, Доннелли повторял логику авторов XVIII века, писавших о возникновении цивилизации, однако американец являлся свидетелем великих колониальных захватов и оперировал понятием единой великой атлантической цивилизации^[45]. В известной степени его можно признать приверженцем диффузионизма, так как Доннелли утверждал, что великие изобретения не могли быть повторены случайным образом в разных культурах («Если так, тогда все дикари должны были изобрести бумеранг, у всех дикарей были бы гончарные изделия, луки и стрелы, пращи, палатки и каноэ»). Таким образом, доказательством существования Атлантиды является наличие у культур обоих побережий Атлантического океана пирамид, погребальных курганов и иных сходных элементов культуры и искусства. Доннелли даже пытался использовать «алфавит де Ланда», чтобы доказать, что письменность древних майя привела к возникновению латинского алфавита. В этом он был последователем Ле Плонжона, и так же заявлял, что мифы Старого Света являлись отражением древней истории Атлантиды, царями которой были Посейдон, Тор, Мелькарт, титаны и фоморы. Повторял он Ле Плонжона и в том, что «треть языка майя — это греческий язык». Мифы о древнейшем рае золотого века во всех мифологиях — это также память об Атлантиде^[46][47]. То есть Доннелли создал текст, «маскирующийся» под позитивистскую историю XIX века, хотя в своей основе не имел ничего общего с исторической наукой и наукой вообще^{[48][Комм. 5]}. Концепция Доннелли о столкновении Земли с кометой как причиной всемирного потопа через полвека стала основой учения Иммануила Великовского^{[50][Комм. 6]}.

Доннелли, фактически, заложил тенденцию к рационализации мифа об Атлантиде и многочисленным попыткам соединить его с достижениями науки. Французские географы и геологи примерно в одно время с И. Доннелли начали разработку африканского источника платоновского мифа и попыткам обосновать локализацию исторически существовавшей Атлантиды в Северной Африке. Этьен-Феликс Берлиу^[фр.] в 1883 году опубликовал работу, в которой доказывал, что горный массив Атласа в древности был со всех сторон окружён морем. Свою задачу он формулировал как рационализацию загадки затонувшего острова, которая «убрала бы Атлантиду из области химер». Именно эта концепция легла в основу романа «Атлантида» Пьера Бенуа, вышедшего в 1919 году. Немецкие антропологи и археологи также попытались «отыскать» Атлантиду в Африке: Пауль Борхардт^[англ.] в Тунисе, а Лео Фробениус в устьях Нигера и Конго^[49].

В 1909 году английский историк и археолог Кингдон Фрост выпустил без подписи заметку в газете «Таймс» (19 февраля) под названием «Пропавший континент»^[52], в которой впервые выявил некоторые параллели между платоновским мифом и минойской цивилизацией, что подчёркивалось в редакционном ответе («…если считать, что у истории Платона вообще было какое-то реальное основание, то в свете недавних открытий воспоминания о великом минойском царстве на Крите, сохранившиеся и в его время, могли быть таким основанием»)^[53]. После начала раскопок на Санторини в 1939 году греческий археолог Спиридон Маринатос впервые обосновал связь упадка цивилизации Древнего Крита и сильнейшего извержения вулкана на острове Тира, произошедшего около 1500 года до н. э. При этом Маринатос не выходил за пределы строгой науки, так как его интересовали источники платоновского мифа, и он полагал, что на Платона могли опосредованно воздействовать египетский сюжет о потерпевшем кораблекрушение и шумерский миф о потопе. Англоязычная версия статьи вышла в 1950 году^{[Комм. 7]}. Как комментировала это Ш. Фукрие: «Нет необходимости составлять исчерпывающий перечень …гипотез об Атлантиде, чтобы утверждать, что их множественность во многом связана с развитием археологии в конце [XIX] века»^[49].

Историк и филолог-антиковед Е. Г. Рабинович характеризовала платоновский миф об Атлантиде как яркий пример «контекстуальной беспризорности», поскольку он произвольно включается в любые мыслимые контексты, включая геологические, или так же произвольно из любых контекстов изымается. Впрочем, и сама Атлантида точно так же «беспризорна», ибо помещается в самые разные точки физического универсума^[59].

Рассматривая интеллектуальную историю Нового и Новейшего времени, исследовательница Ш. Фукрие отметила, что после начала испанской Конкисты началась «эпоха веры» в существование Атлантиды, но в последующие XVII—XVIII века интеллектуалы обращались к платоновскому мифу лишь как к теме философствования. Возрождение атлантического мифа в XIX веке теснейшим образом связано с переоткрытием древности, доказательством, что библейские Ассур, Ниневия и Вавилон находились там же, где располагало их предание. Далее Шлиманом был «подтверждён» гомеровский миф, когда археолог раскопал Трою и Микены, и это активизировало исследование классических археологических памятников Помпеев и Египта. Соответственно, и книга Доннелли завершается твёрдой уверенностью, что всего через сто лет «великие музеи мира будут украшены драгоценностями, статуями, оружием и инструментами из Атлантиды, в то время как все библиотеки мира будут содержать переводы её надписей, тем самым бросая новый свет на всё историческое прошлое человечества»^[49]. Иными словами, рациональная атлантология («доннеллианский диффузионизм») базируется на классическом дарвинизме и позитивизме, оперируя понятием единой природы видов, у которых можно отыскать первопредка и прародину. Однако диффузионизм в философском отношении противоположен дарвинизму: этот последний постулирует «непрерывное творение, постоянное улучшение способностей и адаптации живых существ», тогда как диффузионисты оперировали понятиями утраты, деградации и вырождения: эпигоны и «дикари» не способы унаследовать выдающихся достижений первоначального творения. Лично Дарвин крайне скептически относился к катастрофизму и роли стихийных бедствий для процесса эволюции: «обычная смена поколений никогда не прерывалась и что никакой вселенский катаклизм никогда не потрясал весь мир»^[49].

Теория дрейфа материков А. Вегенера «отменила» возможность существования неизвестного материка посреди океана. По определению Ш. Фукрие, «Вегенер — анти-Доннелли: в то время как последний воображал, что внезапная катастрофа (гибель Атлантиды) отделила Новый Свет от Старого, первый постулировал, что произошло медленное и постепенное расхождение двух континентальных масс». Атлантология носит все черты псевдонауки, эклектически смешивая культурные, мифо-религиозные и научные представления. Отвергая креационизм, «атлантологи» вынуждены постоянно обращаться к теме библейского Потопа, так как он служит отправной точкой для «доказательства» существования подобного сюжета во всех мировых культурах. Атлантологи широко используют мотивы циклических катастроф, которые могут инспирироваться самыми разными причинами, как в «теориях» Гёрбигера (Земля периодически поглощает малые небесные тела или луны) или Великовского (Земля регулярно сталкивается с кометами и астероидами). Как правило атлантологические произведения выстроены как повествование, основанное на драматическом сюжете, обращены к чувствам читателей и подчёркивают иррациональность изображаемого предмета. Жан Имбеллони был склонен разделять «атлантологию» (сохраняющую видимость рациональности) и «атлантизм», базирующийся на фундаменте эзотеризма и оккультизма^[49]. Е. Г. Рабинович в 1983 году рассуждала о «присущем нашей эпохе „атлантическом благочестии“», раскрывая это следующим образом. У каждого культурного явления существует аналог или субститут мифологического времени, «нормативное прошлое». Соответственно, тенденция новоевропейской культуры к удалению сакрализованного пространства — Атлантиды — в область малоизвестного или непознаваемого может означать замену конкретного «самоопределения через прошлое» негативным «самоопределением через гипотезу»^[60].

Писатель Пол Джордан рассматривал атлантологию в следующих выражениях: «если бы атлантология никогда не претендовала на статус бо́льший, чем отрасль индустрии развлечений, то было бы мало причин жаловаться на её бесприбыльность». Однако значительная часть авторов, пишущих об Атлантиде, создают трактаты, «чрезвычайно утомительные для чтения», которые неизменно завершаются «слабыми выводами», построенными на шатком фундаменте («…неискушённый читатель… в лучшем случае ошибочно примет тяжёлый текст за признак истиной учёности, не обязательно читая внимательно»)^[61]. Занятия атлантологией П. Джордан считал разновидностью одержимого коллекционерства, в котором предметом собирания выступают не «подставки под пивные кружки или фарфоровые изделия из определённой мастерской», а псевдоданные, группируемые в соответствие с некоторой «заветной теорией»^[62]. Трактуя психологический профиль типичного атлантолога, П. Джордан (сам археолог по образованию) приводит пример Огюста Ле Плонжона с его инвективами против университетских американистов XIX века, отвергших происхождение цивилизации майя из Атлантиды. Позиция Ле Плонжона оказалась насколько крайней, что в XX—XXI веках атлантологи редко ссылаются на его труды, впрочем, используя ту же логику обвинений по адресу «официальной науки», адепты которой «ничего не знают о древностях и отказываются узнавать о них что-либо, борясь против новых идей и их носителей»^[63].

В СССР 1950—1970-х годов возникла ещё одна разновидность атлантологии, лишённая идеологической окраски, и основанная на сциентистской вере в безграничность научно-технического прогресса. В 1956 году на страницах журнала «Техника — молодёжи» (номера с девятого до двенадцатый) прошла дискуссия о том, существовала ли Атлантида. Главным апологетом советской атлантологии стал доктор химических наук Н. Ф. Жиров, сторонник атлантической локализации острова или архипелага Атлантида. Первая краткая версия «Атлантиды» Жирова вышла в 1957 году, а в 1964 году была опубликована большая книга, претендующая на всестороннее рассмотрение проблемы. Н. Жиров привлёк большой материал по геологии, географии, геофизике и океанологии, книга богато иллюстрирована картами, схемами и графиками. Претендуя на создание новой науки, автор рассмотрел только для Европы и Средиземноморья 9 морских и 16 континентальных локализаций Атлантиды^[64]. В рецензии на первый (краткий) вариант книги Н. Ф. Жирова, историк-индеанист Ю. В. Кнорозов сразу же обозначил «атлантологию» как псевдонаучную дисциплину, наиболее видным пропагандистом которой в СССР является как раз Жиров. Рассматривая его аргументацию, Ю. Кнорозов отмечал крайнюю неравноценность источников, используемых Н. Жировым, в первую очередь из-за ссылок на устаревшие или фантастические теории авторов XIX века. Геологическая аргументация не вызывает протестов, и вполне вероятно, что «в Атлантическом океане был материк и что этот материк погиб сравнительно недавно. Однако до сих пор подобных доказательств не обнаружено». Между тем, Н. Ф. Жиров использует любые аргументы в пользу того, что в диалогах Платона «Тимей» и «Критий» описан именно этот предполагаемый материк. Кнорозов указывает, что Н. Жиров дезориентирует своих читателей, утверждая, что «Критий» специально посвящён преданию об Атлантиде. Напротив, Платона «как философа чрезвычайно интересовал вопрос о наилучшем государственном устройстве, которое обеспечивало бы внутреннее благоденствие и давало возможность успешно противостоять врагам», и взгляды мыслителя на государство изложены в трёх примыкающих друг к другу текстах «Государства», «Тимея» и «Крития». То есть в античной традиции вообще не существовало исторического предания об Атлантиде, хотя Платон и мог иметь «какие-то смутные сведения о минойской державе». Между тем, Н. Ф. Жиров вообще не подвергает платоновские диалоги критике, игнорируя имеющиеся комментарии к ним: отбрасывая баснословную древность Афин, он в неприкосновенности оставляет все сообщения Платона об атлантах. Сильное раздражение американиста вызвали ссылки Н. Ф. Жирова на предания о всемирном потопе у американских индейцев, в которых цитируются совершенно фантастические «переводы» Ле Плонжона. Множество иных ошибок содержится в ссылках на похоронный ритуал индейцев майя и прочее. В методологическом отношении атлантологи являются приверженцами выведения всех цивилизаций из одного центра, как, например, панвавилонисты^[65].

Вплоть до начала 1980-х годов коллеги и последователи Жирова — А. Кондратов, И. Резанов, А. Рыбин, Е. Андреева — активно публиковались в журналах «Вокруг света», «Земля и Вселенная», «Знание — сила», «Наука и жизнь», «Природа» и в альманахе «На суше и на море», выпускали научно-популярные книги на тему атлантологии. На волне распада СССР Россию захлестнула волна «атлантомании», которая совершенно не структурирована, и основные течения в которой можно выделять лишь условно^[66].

По мнению П. Видаль-Наке, «основателем религии оккультизма» (так называемой «Традиции») во Франции явился Фабр д’Оливе, хотя и не претендуя на откровение, поскольку считал себя адептом примордиальной науки, «существовавшей на заре веков»^[67]. Впервые тема Атлантиды появилась в журнальной статье Фабра, опубликованной 26 мая 1797 года в журнале «Невидимое»; по форме это был научно-фантастический рассказ, который П. Видаль-Наке сравнивал с циклом об Основании А. Азимова. Эта же тематика неоднократно представала в других текстах Фабра, где причудливо смешивались Атлантида и «раздумья о древнееврейской истории». В трактате «Восстановленный древнееврейский язык» (1815) Фабр пытался доказать, что подлинный смысл иврита был забыт ещё ко времени Вавилонского пленения; реконструированный им библейский язык идентичен египетскому, и это является основой принципиально иной интерпретации Книги Бытия. В романе «Письма к Софи» Фабр описал Адама как сына главного жреца Нептуна по имени Элоим, влюблённого в жрицу Венеры Эвену (Еву). Влюблённые смогли воссоединиться только после потопа и гибели Атлантиды, когда Адам и Эвена переселились на Кавказ, откуда пошли все древние народы. В воображении Фабра атланты явились изобретателями земледелия, пери — создателями религии, а скифы открыли войну. Атланты в последующей мифологии человечества предстали как боги, пери — как духи, и скифы — как гиганты. Наследниками атлантов являются евреи, пери — китайцы, скифов — кельты. Смешение народов тоже дало свои плоды — атланты и пери породили торговцев, а союз скифов и атлантов — пеласгов и греко-римскую цивилизацию; соединение скифов и пери породило арийцев. В книге «История человеческого рода» Фабр несколько изменил сценарий, однако применяя тот же метод: соединяя «священные писания разных народов». В «Истории» описан кофликт между белой и чёрными расами, причём атланты («учители вселенной») чёрные и их прародина в южном полушарии. Прародина скифов-кельтов — Север, им удалось одолеть южан, заимствовав письменность. По мысли Фабра, западная письменность извращённая, ибо арабы, финикийцы и евреи — писали справа налево, по ходу Солнца в Южном полушарии. Именно атланты создали учение о Едином, то есть монотеизм. Своего рода «реактором культуры», местом слияния и важнейших изменений представал Египет — последняя страна, остававшаяся под властью атлантов. В описании хода мировых перемен Фабр был непоследователен: например, атланты предстают и как «южная» (australe), и как «южанская» (sudéenne), причём древнейшая раса, населявшая Атлантиду — красная. Атлантида — это Америка, но простирающаяся гораздо дальше к Южному полюсу. Фабр также своеобразно истолковал сюжет о Моисее: воспитанный в Еипте пророк бежал в Эфиопию, где и встретил кельто-атлантов — евреев, жрецом которых он стал. Тесть Иофор даже передал ему… «несколько гороскопических книг, касающихся атлантов». Моисей, как и Орфей и Фоэ (Фабр именовал Будду по-китайски) является одним из трёх величайших реформаторов своей эпохи, и его миссия была самой ограниченной: сохранить древнейшие космогонические принципы. Благодаря катастрофе Атлантиды из вод поднялась Европа — обитель бореальной, северной расы^[68].

«Присвоение» мифа об Атлантиде было совершено основательницей Теософского общества Е. П. Блаватской, основывавшейся на сочинениях И. Доннелли и Л. Жаколио. В 1888 году изложение мифа Блаватской вошло во второй том «Тайной доктрины». Ш. Фукрие характеризовала это сочинение как «неудобоваримый сборник», в котором перемешаны «буддизм, реинкарнация и морализаторство». Тем не менее, учение Блаватской об Атлантиде быстро распространялось по миру, в Германии будучи усвоено Рудольфом Штейнером. Английские последователи Блаватской стали создавать собственные атлантологические труды, в частности, уже в 1896 году вышла «История Атлантиды» Скотт-Эллиота. Для теософских атлантологов характерен «ориентальный разворот», то есть доисторическая Атлантида носила черты восточной цивилизации, и «источники», на которые ссылалась Блаватская, якобы сохранились в Индии и Тибете. По словам Ш. Фукрие, Блаватская, «как добрая фея», заново открыла Атлантиду, соединив восточную экзотику, воззрения Доннелли на Древнюю Америку и платоновский миф. Мифология Блаватской грандиозна, начинаясь от первой катастрофы 800 000 лет назад, возглашая, что изначальная Атлантида служила мостом между Старым и Новым светом, соединяя также Гиперборею и Лемурию. Космогонию Блаватской и учение о смене пяти коренных рас воспроизводил Скотт-Эллиот, именно он стал называть столицу атлантов «Городом ста золотых врат»; учение о смене рас и название города, борьбу чёрных и белых, оккультное умение атлантов извлекать жизненную силу семян растений, сильно повлияло на авторский миф Алексея Толстого, использованный в «Аэлите»^[49]. И Блаватская, и Скотт-Эллиот претендовали на истинность своих писаний об Атлантиде, ибо предлагали не реконструкцию, а результаты контакта с высшими духовными сущностями: ясновидение позволяет войти в контакт с прошлым Земли ещё до появления человека, или с «более близкими событиями, и с подлинными рассказами о них современников, которые были искажены историками, по недостатку серьёзности или из любви всё извращать»^[69]. В целом представления теософов об Атлантиде причудливы, комбинируя существовавшие в XIX веке представления, в частности, о близости древнегреческого языка и языка древних майя. Хотя столица Атлантиды — Посейдонис (это название неверно приписано самому Платону) — описана по «Тимею» и «Критию», У. Скотт-Эллиот заявил, что атланты использовали летающие машины, в том числе и в военных целях. Звучание языка атлантов у него приближено к мексиканскому, и гораздо чаще он обращался к памяти не о древних греках, а древних тольтеках. Завершается «История Атлантиды» панегириком пятой и последней расе — арийской. В XX веке миф Блаватской — Скотт-Эллиота широко используют как «структурообразующий» мистические писатели Колин Уилсон и Рэнд Флем-Ат^[41].

Изредка цивилизация-праматерь помещалась не в Атлантиду, и погибший материк рассматривался как её колония. Традицию заложил тот же Скотт-Эллиот, опубликовав в 1904 году «Потерянную Лемурию». Английский оккультист Джеймс Чёрчвард в 1926 году выпустил книгу «Затерянный континент Му», в котором данным термином обозначал всё ту же Лемурию, в функциональном смысле являющейся «матрицей» мировой культуры. Му Чёрчварда располагалось на просторах Тихого океана от 30° южной до 30° северной широты; именно здесь за пятьдесят тысяч лет до наших дней возникла цивилизация, превосходящая нашу собственную. Её следами являются моаи острова Пасхи. В опубликованных позднее книгах Атлантида называется колонией и наследницей Му^{[Комм. 8]}. Если Блаватская ссылалась на телепатический контакт с высшими махатмами, то Чёрчвард объявил, что обнаружил подлинные таблички из Му, сохранённые в одном из индийских монастырей. Как отмечал, П. Джордан, теория Чёрчварда интересна в том отношении, что являлась инверсией идеологии колониализма. Он в предельно откровенно виде рассматривал всю мировую историю как беспрерывную деградацию, заявляя, что «дикость вышла из цивилизации, а не цивилизация из дикости», и «дикарь, предоставленный самому себе, не поднимется никогда». Явно описана и идея «прекрасных собой суперменов, господствующих над низшими расами и несущих цивилизацию по всему миру»^[73][74]. В середине XX века большой популярностью пользовались образы Атлантиды из лекций целителя и экстрасенса Эдгара Кейси, в представлении которого атланты пользовались самолётами, подводными лодками, лифтами, телефонами, радио, фотографией (Кейси сам был фотографом), телевидением, даже каким-то подобием лазеров и ядерной энергии. П. Джордан, комментируя эти пассажи язвительно замечал, что столь высокоразвитая цивилизация «оставила своих колонистов в Египте на уровне примитивного аграрного строя». Данное явление характерно для всех визионерских образов сверхцивилизаций прошлого: на них переносится примерно тот же уровень техники, о котором осведомлен «человек с улицы». Сам Кейси широко пользовался образами Атлантиды в своей деятельности: например, многие его пациенты оказывались «реинкарнациями атлантов». В 1926—1927 годах он оказался у истоков поиска остатков Атлантиды на атолле Бимини^[75].

Оккультно-эзотерическая «атлантомания» рубежа XIX—XX веков оказалась существенным стимулом для культуры русского Серебряного века. Теософия как реакция на господствовавший тогда в общественном сознании позитивизм и материализм дала большой резонанс именно в артистической среде. Миф Атлантиды широко использовался в литературных исканиях К. Бальмонта, В. Брюсова, М. Волошина. Миф русского Серебряного века носил космологический и эсхатологический характер. Так, М. Волошин в программном стихотворении «Lutetia Parisiorum» причислил к наследникам Атлантиды три мировые столицы — Париж, Рим и Константинополь. Бальмонт пытался лично отыскать следы Атлантиды в Египте и в Мексике (книга «Змеиные цветы»). Наиболее последовательно миф об Атлантиде разрабатывал В. Брюсов, который накануне Первой мировой войны работал над трагедией «Гибель Атлантиды» и планировал экспедицию в Африку на поиски колоний атлантов. Валерий Брюсов читал циклы публичных лекций об Атлантиде, в том числе в Народном университете им. А. Шанявского, а затем по просьбе Горького опубликовал лекции как цикл «Учители учителей». Московский журналист М. О. Меньшиков, работавший в газете «Новое время», в 1914 году представил собственную версию мифа об Атлантиде явно националистической окраски^[76]. В эмиграции к теме Атлантиды как исторически существовавшей цивилизации обратился Д. С. Мережковский в трактате «Тайна Запада. Атлантида — Европа» (1927). Атлантида им рассматривалась как древний аналог умирающей западноевропейской культуры, которая неминуемо должна пасть от ударов большевистских варваров^[77]. Книга полна предчувствий новой вселенской катастрофы^[78].

Подытоживая оккультные трактовки атлантического мифа, Ш. Фукрие отмечала их культурную плодотворность, в первую очередь способствующую развитию приключенческой и фантастической литературы, что, в свою очередь, активизировало ту часть читающей публики, которая любила «тайны и приключения»^[49].

Согласно французской исследовательнице Шанталь Фукрие, образы Атлантиды впервые стали использоваться в беллетристике немецкими романтиками, в первую очередь Новалисом. В 1800 году он создал «Сказку Атлантиды», входящую в состав третьей и четвёртой глав неоконченного романа «Генрих фон Офтердинген». Генрих воспринимает Атлантиду как источник первородного Знания, философско-поэтического идеала, узнав историю о ней от восточной принцессы. Образы Атлантиды не опираются на античную традицию: Новалис под влиянием Гердера широко пользовался «Шахнаме», и его Атлантида одновременно похожа на Персию и на Аравию. Тем не менее, Новалис задействовал мотивы вселенской геологической катастрофы, раскрытые в пятой главе, где его герой спускается в тёмные шахты Богемии; сам писатель два года учился в горном училище во Фрайберге^[79]. Ш. Фукрие определяла новалисовский миф об Атлантиде как утопию, в которой осуществляется единение человека и Вселенной. Драматические аспекты мифа — геологическую катастрофу — Новалис использовал для иллюстрации очищающего значения смерти, возвышающей поэта над преходящим миром случайности и обращающей к истинному сакральному миру. Примерно так же трактовал поэтический миф Гофман в новелле «Золотой горшок»: история Атлантиды явно переработана в сюжете о любви царевича Фосфора и прекрасной огненной лилии. Здесь также нет прямого цитирования платоновского мифа, о котором Гофман знал через Новалиса^[79]. В последующих текстах европейских литератур образ Атлантиды неизменно двоился, будучи трактуемым как эпос или вместилище романтических сюжетов. После романтиков сюжет об Атлантиде захватил представителей научной фантастики: так у Жюля Верна затонувший остров Платона упоминается в романе «Двадцать тысяч лье под водой» и повести «Вечный Адам». Ш. Фукрие утверждала чрезвычайное многообразие образов Атлантиды в литературе XIX—XX веков, которая могла трактоваться с точки зрения жанра исторического или колониального романа, мистики и фэнтези, «выходя за всякие рамки классификации литературных жанров и бросая вызов самому этому понятию»^[80]. Именно Жюль Верн составил первую «опись» авторов, писавших об Атлантиде, раскрыв, выражаясь современным языком, сложность атлантического гипертекста^[80]:

Словно молния пронзила мысль! Атлантида! Древняя Меропида Теопомпа! Атлантида Платона! Материк, существование которого оспаривали Ориген, Порфирий, Ямвлих, д’Анвиль, Мальтбрён, Гумбольдт, относя историю его исчезновения в область легенд! Но его существование признавали Посидоний, Плиний, Аммиан Марцеллин, Тертуллиан, Энгель, Шерер, Турнефор, Бюффон, д’Аверзак. Атлантида лежала перед моими глазами со всеми свидетельствами постигшей её катастрофы! Так вот он, этот исчезнувший материк, о котором известно было лишь то, что он находился вне Европы, вне Азии, вне Ливии, по ту сторону Геркулесовых столбов, и что жило там могущественное племя атлантов, с которыми древние греки вели свои первые войны!

— Ж. Верн. Двадцать тысяч лье под водой. Часть вторая, глава девятая: «Исчезнувший материк». Перевод с французского Н. Г. Яковлевой и Е. Ф. Корша

По мысли Ш. Фукрие, рассуждение, вложенное Верном в уста героя — профессора Аронакса — иллюстрирует природу атлантического гипертекста, в котором платоновские диалоги фигурируют лишь в ряду других источников^{[Комм. 9]}. При беллетризации мифа об Атлантиде повествователь вполне может игнорировать «Тимей» и «Критий» или, как в литературе XX века, использовать Логос (теорию) для фундаментализации Мифа (вымысла). В англоязычном мире атлантический декорум почти исключительно восходил к И. Доннелли, используя образы «полу-египтян, полу-ацтеков» с заметной примесью оккультизма. Романисты, как правило, сами убеждены, что за излагаемой ими легендой содержится «сокрытая реальность», то есть в художественных произведениях об Атлантиде герой ставится в положение учёного, задающего вопросы и разгадывающего некие загадки, что успешно позволяет использовать традиционный код приключенческой литературы: «конфабуляция соединяется с рационализацией», то есть гипертекст заимствует те или иные ценности метатекста. В любом произведении об Атлантиде наблюдает сосуществование двух дискурсов: мифологического нарратива и логической аргументации, что приводит к неизбежному конфликту или разрыву между событийной стороной фабулы и монологичностью дискурсивных вставок, как в «Атлантиде» Бенуа и «Аэлите» Алексея Толстого. Нарратор неизменно выступает как поводырь читателя, примиряющий «эпос и басню». Атлантида не подвергалась демифологизации и старое платоновское повествование осталось загадкой, которую стало возможно решать в век науки рациональными методами. Наука не редуцировала миф, не лишила его образности и поэтичности, занимаясь лишь трактовками деталей и комментированием^[80]. Авторы «Энциклопедии научной фантастики» также обращали внимание, что ещё в платоновском мифе об Атлантиде сильны мотивы падения человечества. Все авторы, разрабатывающие этот миф впоследствии, сосредотачивались не на катаклизме, погубившем остров, а на жизни атлантов до катастрофы, ибо они признавались превосходящими современное человечество по уровню развития техники и науки^[82].

В «Энциклопедии научной фантастики» указывается, что литературные произведения об Атлантиде вдохновлялись как «теориями» теософов, так и использовали модный у публики образ как «подмостки» приключенческого действия. Тема Атлантиды переживала подъём в общественном сознании между 1885—1930 годами, концентрируясь в субжанрах «затерянных миров», утопий и антиутопий. Одним из первых стал текст «Обитатель двух планет^[англ.]» Фредерика Спенсера Оливера (1866—1899); герой этого повествования «вспоминает» своё предыдущее перерождение, в котором был правителем Атлантиды. В 1900 году вышел «Затерянный континент: История Атлантиды^[англ.]» Ч. Дж. Катклиффа Хайна^[англ.], использующий распространённый мотив повествования по древней рукописи, якобы обнаруженной на Канарских островах. Действие некоторых произведений разворачивалось в настоящем. Одним из наиболее известных и имевших успех у критиков и читателей был роман Пьера Бенуа «Атлантида^[англ.]» (1919), удостоенный большого приза Французской академии и экранизированный четыре раза. Этот роман основан на теориях Фробениуса, располагавшего последние поселения выживших атлантов в пустыне Сахара. Антиутопия Дэвида М. Пэрри^[англ.] «Алая империя^[англ.]» (1906), задуманная как сатира на социализм, явилась, по-видимому, являлась первым на английском языке произведением, в котором уцелевшие атланты обитают на дне океана под водонепроницаемым куполом. Впервые этот мотив ввёл в своей «Атлантиде» эпигон Ж. Верна Андре Лори в 1895 году, и он стал штампом в англоязычной фантастиуке. Синтез теософских и научно-технических мотивов был представлен Конан Дойлом в романе «Маракотова бездна» (1929)^[83]. В русской литературе 1920-х годов тема Атлантиды была также представлена, как в традиционном облике («Последний человек из Атлантиды» (1927) А. Беляева^[84]), так и в новаторском романе А. Толстого «Аэлита» (1922), сочетающем элементы романтизма, оккультизма, научной фантастики и произведения о революции. Обитатели Марса — магацитлы — после гибели Атлантиды переселились на красную планету^[85][86]. В 1924 году роман был экранизирован Я. Протазановым^[87], фильм, наравне с «Метрополисом» Ф. Ланга, заложил основу жанра антиутопии в кино^[88]. Существует также множество произведений, герои которых действуют в мифических землях, подобных Атлантиде: Му, Лемурии, Гиперборее и Туле. К теме Атлантиды широко обращались авторы фэнтези: Лин Картер, Спрэг де Камп, Роберт Говард, Генри Каттнер. В 1965—1977 годах публиковалась «Сага об Атланте» Джейн Гаскелл, пять романов написанных от лица принцессы Атлантиды. Критики отмечали, что в этой серии слишком сильны и навязчивы сексуальные фантазии, уводящие цикл от жанровой фантастической прозы^[89].

В 1970-е годы наметилось некоторое возрождение темы атлантов. Гарри Гаррисон и Пол Андерсон опубликовали романы на стыке фантастики и исторического романа, соответственно: «Стоунхендж» (1972, в соавторстве с Л. Стоувером) и «Танцовщица из Атлантиды» (1971). Здесь использовалась «эгейская гипотеза», и Атлантида была вписана в картину микенской цивилизации бронзового века. В романе Урсулы Ле Гуин «Новая Атлантида» (1975) была предпринята попытка вернуть мифу метафорическое значение при описании антиутопической Америки, однако продолжения эта тенденция не получила. Немногие изданные в 1980-е годы произведения чаще всего являлись традиционными романтическими мелодрамами, например, «Падение Атлантиды» Мэрион Брэдли (1987). Авторы «Энциклопедии научной фантастики» признают эту дилогию относящейся к стилистике и тематике сороковых, а не восьмидесятых годов, так как сюжетная основа была разработана писательницей ещё в подростковом возрасте. Атлантида как место противоборства сил света и тьмы и врата между прошлым и будущим занимает много места в романе Дэвида Геммела «Последний хранитель» (1989). В этом романе герои разработали сложный план спасения Атлантиды от катастрофы, окончившийся провалом, однако одним из спасшихся атлантов оказался Ной^[89].

В 1992 году вышла серия комиксов из четырёх частей, в которых на поиски Атлантиды отправился Индиана Джонс, которой и достигает, отыскав ключ к Лабиринту Минотавра, однако взаимодействие современной техники с орихалком приводит к окончательной гибели древней земли^[90].

Согласно Ш. Фукрие, во всей литературе XIX—XX веков, где встречается тема Атлантиды, используется одна и та же типовая жанровая формула, своеобразие которой придаёт мифический характер погибшего континента. Это означает использование приёмов романтической литературы: путешествие на край света, предполагающее полный разрыв связей с известным и обжитым миром. Наиболее радикальный ход в этом отношении совершил А. Толстой в «Аэлите», поместив потомков атлантов с уцелевшими древними знаниями на Марс. Это в подлинном смысле иной мир. Ключевым элементом формулы Атлантиды является замкнутость и изолированность мирка уцелевших после катастрофы жителей Атлантиды, и это также романтический мотив убежища-микрокосма. Образ оторванности от мира чаще всего создаётся при помощи метафоры океана: последние атланты скрываются на дне морском, спуск куда тяжёл и опасен, или на некоем отдалённом острове. Пьер Бенуа применил инверсию: в его «Атлантиде» роль безбрежного моря исполняет пустыня Сахара. Ключевая метафора осталась прежней: желанный островок Жизни посреди пустыни Смерти. Бенуа описывает царство Антинеи как райский сад, замкнутый кольцом скал, внутри которых, как в колодце, много зелени, омываемой лазурным водопадом. Герои повествования вынуждены зайти за грань, отделяющую познанное и неизвестное, границу между живыми и мёртвыми, настоящим и прошлым. Последнее зачастую вводится при помощи приёма мистификации: в повествование вводится древняя рукопись, из содержания которой читатели (и герои) узнают ту или иную историю из минувших веков. Этот приём Ш. Фукрие именует косвенным, и им шире всего пользовались не романисты, а оккультисты. Напротив, авторы приключенческого субжанра предпочитали «своего рода игру с жизнью и смертью», чаще всего имеющую счастливый конец; появление героя в Атлантиде сродни смерти в процессе инициации: умерев в обычном мире, герой тут же возрождается в мифическом пространстве. Поэтому мифический мир всегда расположен на дне морском, на краю пропасти или в глубокой пещере, то есть путешествие к нему всегда сопровождается мотивом поглощения. Герой в подобного рода произведениях обладает единственной функцией, связанной с героическими ценностями, при этом ни один из героев не попадает в Атлантиду намеренно, что сближает это субжанр с робинзонадой. Чаще всего, это авария с тем техническим устройством, которым пользуется главный герой (например, профессор Маракот у Конан Дойла). Этот мотив впервые ввёл Жюль Верн, но капитан Немо сравнительно легко отыскал останки Атлантиды на своём «Наутилусе», вдобавок, в соответствующей главе капитан проводит полностью контролируемый спуск, ибо служит экскурсоводом профессору Аронаксу. За этим вплоть до 1940-х годов последовала «целая коллекция батискафов, подводных лодок, самолётов, ракет». Даже роман П. Бенуа выстроен по лекалам морских приключений: Моранж и Сен-Авит преследуют весьма конкретные цели — один проводит сравнительные этнографические исследования древних африканских и средиземноморских народов, другой выполняет военную миссию колониальных властей; вместо этого они попадают в царство Антинеи^[86].

Таким образом, хронотоп любого повествования об Атлантиде носит чёрно-белый, «манихейский» характер, будучи основан на разрыве между «здесь и сейчас» и «где-то ещё». Впервые это двойничество проявилось в первоисточнике — платоновском «Критии», где противопоставлены Афины и Атлантида. Двойничество определяет и подбор персонажей, ряд которых обязательно включает глав государств, жрецов и бунтовщиков. На Туме-Марсе Алексея Толстого выведен бунтовщик Гор — враг «владыки над всеми странами» планеты Тускубом. Конфликт существует автономно, герои-пришельцы лишь вмешиваются в него, а противостояние позволяет максимально использовать игру страстей и противостоящих систем ценностей героев. У Фрэнсиса Бэкона использован приём робинзонады, но отряд потерпевших кораблекрушение не допущен до «внутренней кухни» Бенсалема, функция героев свидетельствовать о чудесах Новой Атлантиды. Драматичность, привнесённая писателями-романтиками, существенно трансформировала исходный миф, так как противостояние атлантов и неатлантов не сводится к простому чёрно-белому противостоянию Зла и Добра; романисты часто извлекают «максимальную пользу из этого взаимного открытия инаковости», так как данный приём позволяет использовать инверсию, транслируя на Атлантиду понятные читателям проблемы современности. Данные мотивы усилены кажущимся или действительным сюжетом о невозможности возвращения, что особенно характерно для «Атлантиды» Пьера Бенуа: для её героев Атлантида превращается в смертельную ловушку, и когда Антинея превращает главного героя в своего любовника, он обречён на смерть. Даже если он вырывается, то, неся в себе отраву, стремится вернуться, как произошло с лейтенантом де Сент-Авитом, который бежал через пустыню, но через шесть лет вернулся к Антинее, чтобы умереть. Впрочем, приём П. Бенуа, превративший Атлантиду в буквальном смысле в гробницу и тюрьму, непосредственно использовался редко. Чаще используется утопическое клише обособленности идеального общества от большого внешнего мира, несущего угрозу, однако герой-первооткрыватель Атлантиды неизбежно вовлекается в приключения, так или иначе становится своим. По закону мифа появление героя знаменует окончательную гибель Атлантиды, но эта катастрофа воспринимается как спасительная, ибо несовершенство «чудесного на первый взгляд тайного царства» требует катарсиса. Герой непроизвольно встаёт на сторону «добрых атлантов», будучи призван уничтожить злую силу «дурных атлантов». В «Аэлите» земляне Лось и Гусев становятся провиденциальными союзниками угнетённых марсиан, подвига́я их на революцию самим фактом своего появления. Города Атлантиды неизменно таят в себе монстров (чудовищных пауков в «Аэлите» или Чёрного Властелина в «Маракотовой бездне»), что вновь делает главного героя мифологическим персонажем, подобным Тесею, убивающего Минотавра. Герой-вторженец предстаёт и спасителем, способствующим нравственному пробуждению хороших атлантов и обновлению мира. Профессор Маракот спасает уцелевших атлантов так же, как его предок-реинкарнация Вард построил в столице Атлантиды Храм Безопасности, замкнув тем самым круг обновления^[91].

Наследием романтизма в атлантическом жанре является персонификация Атлантиды в образе прекрасной женщины, становящейся объектом любовных устремлений героя-вторженца извне. В этом плане беллетристика об Атлантиде далеко ушла от платоновского мифа (мужского пространства, заполненного образами воинов и царей, повелевающих ими) или бэконовской утопии (стерильного царства учёных-жрецов). Ассоциация открытия Атлантиды с познанием мужчиной женщины способствовала, согласно Ш. Фукрие огромному успеху «Атлантиды» П. Бенуа, но данный мотив является своего рода клише, и поэтому авторы, пишущие об Атлантиде, находятся в ситуации «двойного читательского ожидания». С одной стороны, писатель должен обыграть господствующую в общественном сознании научную или псевдонаучную гипотезу расположения и судьбы Атлантиды, с другой — оправдать жанровые условности, согласно которым приключение в «иноздесь» обязательно сопровождается любовной интригой и взрывом страсти. Главная героиня, безотносительно её социального положения (царицы, дочери правителя, посвящённой жрицы, даже рабыни) всегда является прямой наследницей затонувшей расы, «последним атлантом», эмблемой Атлантиды и её величайшим сокровищем. Андре Лори прямо назвал главную героиню своего романа Атлантидой. Эротизации образов атлантских женщин, скорее, способствовали киноадаптации романа П. Бенуа, прямой литературной основы этот процесс не имеет. Из фантасмагорий Гофмана в литературу об Атлантиде пришёл мотив отождествления женщины Атлантиды со змеёй, таящей великую тайну, но в буквальном смысле смертельно опасную для желающих эту тайну узнать. Развязка романтической интриги также содержит жанровую двойственность, стремление атлантов к жизни и обречённость их на смерть. Большинство романов об Атлантиде заканчиваются хорошо: герой побеждает врагов, преодолевает проклятье смерти и возвращается в родной мир в обществе атлантской возлюбленной, служащей ему наградой. Чаще всего это клише содержится в англосаксонской литературе, отвечая «манихейскому духу» массовой культуры. Тема любви позволяет обыграть победу над монстрами «дурной Атлантиды» и освобождение и замужество персонификации «хорошей Атлантиды» — чистой и прекрасной собой девы. Такой сюжет принципиально не отличается от сказочного, а герой предстаёт разновидностью Прекрасного Принца. Чуть ли не эталоном подобного рода сюжетов Ш. Фукрие называет роман и рассказы Эдгара Берроуза из сериала про Тарзана, где колония атлантов Опар уцелела в Африке, и правит ею жрица Ла, но Тарзан оказывается стойким к её чувственным призывам. Напротив, «Атлантида» Пьера Бенуа признаётся «единственным по-настоящему оригинальным повествованием», в основу которого положена тема извращённой любви-смерти. Антинея осуществляет обольщение в абсолютной форме, ведя очарованного ею мужчину к тотальному рабству, а затем в буквальном смысле пожирая своего любовника. Бенуа оказался от моральных норм и ограничений, свойственных жанровой формуле, требующей спасения героев, триумфа над демонами и счастливого брака. Отчасти, это было выражением эпохи: с одной стороны, Антинея представляла собой образец женственности символизма, с другой, этот образ пришёлся по душе читателям, пережившим Первую мировую войну, желавших «забыться в праздниках и удовольствиях без последствий, выступающих за эмансипацию женщин и раскрепощение от норм морали». Антинея — одна из первых образцов роковой женщины, распространённых в массовой культуре последующих десятилетий^[92].

Тема Атлантиды впервые сделалась частью массовой культуры и общественного сознания в США в 1883 году, после публикации «Атлантиды» Доннелли. В сезон 1883 года Марди Гра в Новом Орлеане был посвящён погибшему континенту, как и театрализованное представление балтиморского общества «Иволга»^[93]. С точки зрения Р. Эллиса, непонимание возможности совмещения тематики подводного или подземного путешествия с описаниями погибшего континента было «досадной оплошностью» Жюля Верна, но даже голливудские кинематографисты исправили эту оплошность лишь в фильме 1959 года. Образы Атлантиды в плане их воплощения на сцене или киноэкране выигрышны, ибо все писатели от Верна и Доннели до Отто Мака использовали формы античного искусства, с привычными арками, акведуками и архитектурными ордерами^[94]. Примерно так же трактовались визуальные образы Атлантиды в европейском изобразительном искусстве. Картину Льва Бакста «Древний ужас» Вячеслав Иванов трактовал как визуализацию универсального мифа, включающего, в том числе, сюжет и об Атлантиде, сообщённый Солоном^[95][96].

Первая экранизация «Атлантиды» Пьера Бенуа вышла в 1921 году; сахарская гипотеза её локализации показалась Р. Эллису чрезмерно экзотической. Критики называли киноадаптацию истории царицы Антинеи «высокобюджетным фэнтези»: стоимость чёрно-белого фильма составила два миллиона франков, но он имел большой коммерческий успех. Георг Пабст в 1932 году предпринял новую киноадаптацию, в которой Антинею играла Бригитта Хельм. В 1949 году роман Бенуа впервые был экранизирован в Голливуде под названием «Сирена Атлантиды^[англ.]», главные роли исполнили Мария Монтес и Жан-Пьер Омон^[90]. Лайон Спрэг де Камп называл фильм скучным, несмотря на большой кинематографический потенциал сюжета П. Бенуа; в финансовом отношении он оказался провальным^[97].

В 1936 году был снят 12-частный киносериал «Подводное королевство^[англ.]», имевший большой успех у подростковой аудитории. Р. Эллис, впрочем, характеризовал это произведение как «ужасное, с деревянной игрой актёров, безвкусными декорациями и отсутствием сюжета»^[98]. Низкокачественным оказался и фильм 1961 года «Атлантида, погибший континент»; обозреватель Л. Малтин заявил, что это худший из фильмов Джорджа Пала, составившего себе имя как режиссёра фантастики. Действие этого фильма разворачивалось в условной древности, автор его сценария «вероятно, помнил что-то о Тесее и Минотавре», а также то, что «Кносс каким-то образом связан с Атлантидой»^[99]. В 1978 году вышел британский фильм «Вожди Атлантиды», которую Р. Эллис характеризовал как «изобретательную смесь всевозможных легенд об Атлантиде»^[100]. Во второй половине 1970-х годов пользовался популярностью телесериал «Человек из Атлантиды^[англ.]» с Патриком Даффи в главной роли. С 1980-х годов снимались новые сериалы, выпускались десятки видеоигр и тому подобного^[101].

В 1994 году на Багамах открылся Atlantis Paradise Island^[англ.], огромный развлекательный центр, который Р. Эллис иронически характеризовал как «более роскошный, чем оригинал». Имя Атлантиды носят множество иных отелей, как на Крите, так и в США. Имя Atlantis присвоено космическому шаттлу, океанографическому судну, туристическим подводным лодкам, и другим сооружениям^[102].

• Atlantis (англ.) — статья из Encyclopædia Britannica
• Атлантида  (рус.). Лаборатория фантастики. Дата обращения: 15 сентября 2024.
• Cartwright M., перевод Alik Cherny. Атлантида  (рус.). World History Encyclopedia (8 апреля 2016). Дата обращения: 15 сентября 2024.
• Публикации об Атлантиде в журнале «Наука и жизнь»  (неопр.).