Грешный ангел

Грешный ангел
Жанры	киноповесть, драма
Режиссёр	Геннадий Казанский
Автор сценария	Михаил Берестинский
Оператор	Музакир Шуруков
Композитор	Надежда Симонян
Кинокомпании	«Ленфильм», Второе творческое объединение
Длительность	95 мин.
Страна	СССР
Год	1962
IMDb	ID 0382060

«Грешный ангел» — советский детский драматический фильм 1962 года режиссёра Геннадия Казанского.

Фильм о том, как девочке, чьи родители были репрессированы, а сама она чуть не попала в сети религиозных сектантов, помогают обрести веру в жизнь друзья и педагоги. Снятый в конце «оттепели», в ходе развенчания «культа личности» и антирелигиозной кампании, фильм вскоре был негласно запрещён^[2].

Киновед Михаил Трофименков так оценил фильм: «Установку партии и правительства режиссёр Казанский всё же реализовал, но вполне анекдотическим образом. Фильм получился „антикультовым“ вдвойне… Казанский был добрым режиссёром: добрым без соплей, понимающим и чувствующим детей, с которыми работать умел отменно. И получилась у него не экранизация актуальных директив ЦК, а серьёзное и благородное детское кино про жизнь, которая — а для детей особенно — не чёрная и не белая, а разная»^[1].

14-летняя Вера Телегина убегает из детского дома, куда её определил дядя Миша — по наговору которого репрессировали её отца и мать.

Её родители — люди, внушившие ей высокие понятия о долге человека перед самим собою и перед другими, воспитавшие отвращение к лжи, трусости — настоящие коммунисты — и вдруг признаны «врагами народа» — это для девочки является невероятным, не укладывающимся в сознании. Защитная реакция на подлость когда-то близкого их семье человека, ощущение одиночества делают Веру озлобленной, замкнутой.

Вера теряет веру в торжество правды, в саму жизнь, и перед ней встаёт вопрос: что властвует в мире — добро или зло?

Возвращаясь с севера, где она пыталась увидеть родителей, Вера в пути встречает старичка-богомольца, который рассказывает ей о том, что правды на земле нет: «Все в столицу едут, ха, правду ищут. А Москва — она бьёт с носка», расписывает, как же хорошо живётся у тёплого моря в монастыре у матушки Аггрипины, и направляет Веру туда.

Но приехав на Чёрное море, девочка первым делом идёт не в монастырь, а посмотреть море, где на пляже её замечает милиционер. Старшина милиции Христофор Ставриди, прочитав в её дневнике произошедшую с ней историю, сжигает дневник с опасными для девочки записями и решает не возвращать Веру в детдом, а направить её в школу-интернат известного педагога Симбирцева — своего знакомого, с которым они в войну вместе воевали в партизанском отряде.

В школе-интернате на вопросы одноклассников о родителях Вера вынуждена врать, что её отец — полярник, а на вопрос «и когда он за тобой приедет?» отвечает, что это известно каждому октябрёнку — когда растает лёд.

В первый же день Вера не хочет идти на занятия по кулинарии, заявляя, что ей это не нужно: «При коммунизме будут только общественные столовые — и в наказание отправляется на кухню на чистку картошки, а на вопрос нахулиганивших на уроке, постоянно попадающих «на чистку», неразлучной парочки Каретникова и Кохеладзе: «Вера, а тебя за что?», отвечает — «За кулинарию».

Однако директор Симбирцев, веря в Веру, доверяет ей перевоспитывать пятиклашку Шурика — выясняется, что этот малолетний любитель французского романа «Капитан Сорви-голова» уже вовсю курит! Вера справляется с этой задачей, но своими методами.

В новенькую влюбляются сразу несколько мальчишек, и сложные любовные геометрические фигуры, складывающиеся в классе приводят к тому, что Вера срывает урок литературы: при обсуждении поэмы Пушкина «Евгений Онегин» Вера высказывается, что Татьяна вовсе не представительница лучших женщин: «Мы верили, что она полюбила на всю жизнь, а она вышла замуж, у неё муж старый, нелюбимый, зато — генерал!» — но влюблённые в неё соперники, понимающий что эти слова — камень в их огород, берут слово — один в ответ заявляет, что Онегин-то был бездельник, а муж Татьяны — «инвалид Отечественной войны, боевой генерал, может, защищал Москву», на что другой возражает — «А может он был белогвардейцем?» — и в классе начинается драка не сошедшихся во мнениях юных литературоведов.

Пока двое Вериных воздыхателей отправляются решать вопрос о литературе за чисткой картошки, третий — Кохеладзе — решает завоевать любовь практическими действиями: подговаривает пятиклашку Шурика, чтобы он, купаясь, притворился тонущим — намереваясь «героически спасти» его на глазах у Веры. Шурик притворяется с криком «Помогите!», Кохеладзе бросается в холодную воду, где его ноги сводит судорога и он сам начинает тонуть по-настоящему. Спасает обоих бывший уголовник Кирюша — знакомый Веры по её первым беспризорным дням на пляже.

Позднее Кирюша рассказывает своей сестре, тоже ученице школы Наташе о том, что Веру он встречал в милиции. И Наташа — ставшая лучшей подругой Веры, за которую Вера была готова в случае чего «всем глаза выцарапать» — из ревности к Юре рассказывает классу о том, что родители Веры никакие не полярники.

Весь класс называет Веру вруньей, её начинает дразнить, и только двое встают на её защиту — пятиклашка Шурик, бросающийся с кулаками на обидчиков Веры, и секретарь пионерской дружины класса, говорящий, что все они — не верящие словам своего товарища Веры, что её родители честные люди — недостойны носить пионерские галстуки.

Несмотря на то, что стало известно, что её родители — «враги народа», Вера не собирается от них отказываться. Поэтому в школе решено провести педсовет.

Некоторые школьники отправляются на педсовет защищать Веру, но им объясняют, что «Телегина не нуждается в адвокатах», а на вопрос Шурика «А как же демократия?» его просто выставляют за дверь.

Педсовет превращается в суд, но не над Верой, а по выражению любимого учениками «Колобка» — учителя математики — в «великое радение педантов и ханжей» над директором Симбирцевым, вставшим на защиту своей ученицы:

— Так почему же вы хотите осудить её? В чём она виновата? Мы с вами не обсуждаем — виновны ли её родители или нет — это за нас сделали другие. Я вижу, как горячо она любит родителей, и я не буду запрещать этого… Я наверное скоро уйду, не с работы, нет, а из жизни… и мне как-то страшновато оставить вам всё это. Учителями должны быть добрые люди.

Вера, чтобы не подставлять вступившегося за неё директора Симбирцева, сама уходит из школы-интерната.

Бредя в никуда, она снова встречает старика-богомольца, но несмотря не безвыходность положения и полное одиночество, Вера убегает от него.

Зайдя на прощание домой к учителю труда, она узнаёт от него, что Симбирцев поставил перед руководством РОНО ультиматум — либо Веру оставляют, либо он тоже уходит, поскольку в таком случае он — Народный учитель СССР, последователь А. С. Макаренко^{[К 1]} — уже не сможет считать себя учителем. А вскоре приходит Юра, заботливо и участливо зовущий её «домой».

Вера возвращается в школу. Её навещает вовсе не забывший о ней старшина милиции Христофор (как говорит Вера — «Колумб») Ставриди и привозит гостинцы. Вера мирится с Наташей. Бывший уголовник Кирюша умудряется так себя показать, что его зовут на работу в школу — завхозом.

Вера снова обретает веру в жизнь, в то, что не все люди плохие.

Симбирцев отправляется в Москву на Всесоюзный съезд учителей и обещает Вере, что постарается узнать о судьбе её родителей.

А летом приходит весть о реабилитации её родителей, и за ней — телеграмма, что они едут к Вере.

• Ольга Красина — Вера Телегина
• Николай Волков — Денис Антонович Симбирцев, директор школы-интерната
• Нина Веселовская — Людмила Васильевна Молчанова, учительница русского языка и литературы, завуч школы
• Геннадий Фролов — Иван Спиридонович Маркичев, учитель труда, секретарь парторганизации школы
• Юрий Медведев — Клименков, учитель математики по прозвищу «Колобок»
• Борис Чирков — религиозный старик
• Марк Перцовский — Христофор Ставриди, старшина милиции
• Галина Волчек — Афродита, жена Ставриди
• Алексей Кожевников — Кирилл Петрович Заречный, бывший уголовник Кирюша по кличке «Филин»
• Валерий Денисов — Юра Соломатин, председатель совета дружины школы
• Николай Мельников — Каретников
• Сосо Абрамашвили — Кохеладзе
• Светлана Балашова — Наташа
• Борис Бархатов — Шурик Кондаков
• Олег Солюс — Александр Данилович Телегин, отец Веры
• Галина Карелина — мать Веры Телегиной
• Николай Харитонов — дядя Серёжа
• Любовь Малиновская — Клавдия Петровна, учительница
• Борис Рыжухин — Николай Николаевич, учитель химии
• Роза Свердлова — учительница

Играющей 14-летнюю героиню Ольге Красиной на момент съёмок было 20 лет, и у неё не было актёрского образования — отчисленная с первого курса ВГИКа за нарушение приказа ректора о неучастии в съёмках на период обучения (снялась в фильме-опере 1960 года «Пиковая дама»), училась на заочном в ГИТИСе. Созданный её образ Веры получил положительные отзывы:

Образ пятнадцатилетней Веры Телегиной — смелой, неподкупной и (пусть это не прозвучит высокопарно!) героически сражающейся за честь самых дорогих и близких ей людей, отца и матери, — это успех прежде всего молодой артистки О. Красиной.

— детский писатель Анатолий Алексин, 1963 год^[4]

Игре Ольги Красиной очень высокую оценку в рецензии в журнале «Искусство кино» дал критик В. Ф. Залесский:^[5]

Самое сильное, самое цельное впечатление в фильме оставляет образ Веры в первую очередь благодаря исполнительнице этой роли — несомненно одаренной, с прекрасными артистическими данными Ольге Красиной.

Я весьма внимательно следил за каждым кадром, за каждым эпизодом, в котором действует эта обаятельная артистка. И всякий раз в её игре все было предельно убедительно: ни одного неточного движения, ни одной приблизительной интонации. Внутреннее состояние девочки часто менялось, возникали самые разнообразные и противоречивые состояния: удивление сменялось тревогой, доверчивость отчуждённостью, радость сомнениями. И в любом из этих состояний Вера — Красина была до конца искренна и достоверна. Актрисе чуждо не только какое-либо подчеркивание, тем более нажим, ей не свойственна даже еле уловимая ретушь, накладываемая на портрет. Красина благородно, сдержанно показывает и горе и радость Веры, отчаяние и великодушие, умение быть благодарной и упорное стремление остаться самой собой, ни в чём не отступить от своих мыслей и чувств…

— В. Ф. Залесский, театровед, критик, зам. директора МХАТа 2-го в 1932—1936 годах, зам. гл. редактора журнала «Театр» в 1937-51 годах^[6]

Положительно была отмечена и игра других актёров: так, Борис Чирков играет религиозного старика «очень точно и зло», а старшина милиции в исполнении Марка Перцовского характеризован как «немного условный, но в чём-то очень правдоподобный»^[5].

Была отмечена неудача с ролью директора школы-интерната Симбирцева в исполнении Николая Волкова, но критика не видела в этом вины актёра:

Упрёки в значительной мере касались образа «идеального воспитателя» Симбирцева. Действительно, сценарий М. Берестинского поставил исполнителя в чрезвычайно трудное, если не сказать, неловкое положение, ибо играть нужно было не живого человека, а средоточие высоких человеческих и педагогических качеств. Только уж очень условная это фигура.

— Актеры Советского Кино, Том 6, 1970 — стр. 70

Обычно новейшей критикой фильм характеризуется как простое антирелигиозное кино периода антирелигиозной кампании, например: «вполне типичная для начала 60-х антирелигиозная драма о девочке-подростке, оставшейся без арестованных по ложному обвинению родителей и попавшей под влияние „религиозных фанатиков“»^[7].

Однако современной фильму критикой акцентировалось внимание на другой его стороне — отношении к периоду правления Сталина:

Публицистика в оголённой, «тезисной» форме почти не присутствует в фильме, но само содержание его, идеи, выраженные в образах, публицистичны и полемичны. Полемика эта направлена против тех, кто склонен видеть в недавнем прошлом одни лишь ужасы сталинских репрессий… А ведь и тогда движимые высокими идеалами коммунизма миллионы людей несли в себе светлую веру в своё дело, отстаивали советскую Родину в Великой Отечественной войне и в мирном труде совершали титанические подвиги. И в те годы не мог прекратиться и не прекращался духовный рост нового, советского человека.

— журнал «Советский экран», 1963 год

Создатели фильма «Грешный ангел» не поддались «искушению» грязной кистью вымазать трудные годы жизни страны. Они честно сказали в своем фильме: да, были «дяди Серёжи», было непостижимое, леденящее душу равнодушие, не менее страшное, чем непосредственное зло. Но не это определяло сознание народа, сумевшего построить фундамент социализма и в тяжёлой, титанической борьбе сломить чудовищную военную машину фашистской Германии. И тем не менее находятся особого рода «правдолюбцы», которые вместе с осуждением культа личности готовы осудить задним числом всю прожитую в те годы жизнь, а заодно и наши идеалы, свершения. И «правдолюбцы», во многом преуспевающе пережившие годы культа личности, сейчас завопили: «обманули» наши души, «опустошили» наши сердца. Фиктивные счета, лживые вопли. Но они порой смущают и безусых и бородатых мальчиков и их подружек, позволяющих себе подвергать все сомнению и тоже кричать «ограбили!»

— журнал «Искусство кино», 1963

В 2017 году доктор филологических наук, профессор филфака ГТУ А. Ф. Рогалёв отметил, что хотя с позиции сегодняшнего дня фильм является историческим — отражающим жизнь и социально-психологические установки 1950-х годов, а в жанровом отношении — профессионально снятой драмой «с очень деликатным подходом к теме репрессий и социальной несправедливости в стране», но в целом фильм, главный идейный стержень которого — выбор жизненной позиции и человечность — вне конкретного исторического периода, актуальный во все времена:^[3]

Вся политико-идеологическая составляющая фильма является лишь фоном, на котором представлены фигуры и лица, имеющие вневременные и всечеловеческие черты, заметные в любое время, при любой власти и в любом социуме. Об этом говорит и далёкое от политики конкретного исторического периода и коммунистической идеологии метафорическое название фильма. Грешный ангел — это человек вообще, любой из нас, рождающийся ангелом, то есть непорочным и без предосудительных мыслей, но быстро впадающий в грех, поскольку вынужден находиться и действовать в обществе, построенном на принципах силы и лжи.

При этом, по мнению А. Ф. Рогалёва, эпизод встречи Веры с религиозным стариком вполне необходим и без учёта идеологии времени фильма, этот эпизод уместен исходя из сюжета — человек, находящийся в сложной ситуации и на жизненном распутье, нередко рассматривает как альтернативу уход из грешного мира в монастырь, думая, что там что-то по-другому^[3].

По поводу темы фильма киновед Михаил Трофименков в 2016 году заметил, что в фильме сектант и появляется-то в кадре всего лишь два раза — и задался вопросом: «Зачем он вообще понадобился?», и, пытаясь понять мотивы режиссёра фильма, отметил, что фильм снимался во время антирелигиозной кампании и оттепели, и был вынужден соответствовать установкам периода:

Установку партии и правительства режиссёр Казанский все же реализовал, но вполне анекдотическим образом. Фильм получился «антикультовым» вдвойне.

У дважды появляющегося на экране старика-сектанта не сходит изумление с лица: что я, где я, не ошибся ли фильмом. Получив отлуп от Веры при первой же попытке охмурить её, он вдруг объявляется ближе к финалу лишь для того, чтобы, удостоверившись в собственной ошибке, шарахнуться от девочки с экрана…

Геннадий Казанский — не новобранец оттепели, а 52-летний автор изобретательного «Старика Хоттабыча» (1956), только что сорвавший банк звонким хитом «Человек-амфибия» (1961). Даже на роль Дениса Анатольевича, носителя партийной и человеческой мудрости, он взял не кого-нибудь, а Николая Волкова, того самого Хоттабыча.

— ^[1]

• В фильме есть эпизод, где отвечающему у доски ученику другой подсказывает ответ по радио, при этом наушник отвечающего замаскирован повязкой. Аналогичный эпизод появился в фильме «Операция Ы…», вышедшем тремя годами позднее.

• В. Залесский — Человек не остался один // Журнал «Искусство кино», 1963
• Гневко С. — Вера в человека. (О худож. фильме «Грешный ангел») // Настаўніцкая газета, 23 марта 1963
• Михайлова И. — «Грешный ангел». (Об однонм. худож. фильме) // Гродненская правда, 14 апреля 1963
• Михаил Трофименков — «Грешный ангел» Геннадия Казанского // Журнал «Коммерсантъ Weekend» № 39 от 18 ноября 2016 — стр. 28