Древнерусская литература

Древнерусская литература — русская литература в период с XI по XVII век^[1][2][3][4] (верхняя граница условна). Характерна тесной связью с византийской и болгарской литературными традициями и аскетической христианской направленностью^[2]. Часть так называемой Slavia Orthodoxa (современный термин), литературной общности православных славян, существовавшей с IX века до начала Нового времени в условиях общей конфессиональной принадлежности, единой языковой среды (церковнославянский язык, его изводы, а также близкие к ним национальные литературные языки) и имевшей единый литературный фонд^[5][4].

Русская литература XVII века, в переходный период, характеризуется усилением национального начала, значительным увеличением количества литературных произведений, демократизацией и расширением социальной базы^[4].

Древнерусская литература не механически заимствовала, но творчески преобразовала византийскую и болгарскую литературные традиции, с которыми она была тесно связана. Русь усваивала аскетическую византийскую традицию и не приобщалась к столичной константинопольской культуре, воспринимала только собственно христианскую литературу, исключая античную, имевшую широкое распространение в Византии. Одна из причин этого заключается в том, что схожая ситуация уже была создана в южнославянской литературе, ставшей для русской образцом. Античное наследие, ставшее в Византии основой светской образованности, воспринималось на Руси как языческое, а потому вредное для человеческой души и не имеющее культурной ценности^[2][6][7]. В качестве источников использовались не только греческие тексты, но и актуальные западные образцы, скандинавские и западнославянские^[2]. Для русской литературы в пределах до XVII века характерно отсутствие чётких национальных границ и наличие частичной общности в развитии ли­тератур восточных и южных славян^[8].

Сознание Древней Руси было религиозным^[9]. Христианское миропонимание отводило языку роль посредника между человеком и высшей реальностью. Текст воспринимался как откровение, поскольку сообщал Божественные истины. Тексты (как письменные, так и устные) сопровождают верующего христианина на протяжении всей жизни. Установления его жизни связаны с правилами святых отцов, толкованиями, дидактическими поучениями и гимнами. Особое место занимает почитание памяти святых, предполагающее обширный круг текстов.

Литература Руси решала преимущественно внелитературные задачи. Литература имела прикладной характер, художественность в ней не была самоцелью. Творческий акт не имел ценности сам по себе, являясь лишь повторением и раскрытием заранее данного. Важнейший принцип средневековой культуры «imitatio» (подражание, уподобление) предполагал, что благодатные дары приобретаются на пути приобщения к образцам, в том числе словесным. Поэтому главной задачей для древнерусских книжников виделось спасение души. Большинство древнерусских литературных произведений, почти весь корпус известной литературы имеет религиозное содержание, носит богословскую и религиозно-учительную направленность, включая летописные памятники. Из немногих сохранившихся древнейших русских рукописей XI—XIII веков подавляющее большинство — это Евангелия, Псалтыри, богослужебные книги. Душеполезным содержанием проникнуты и более поздние обширные дидактические сборники, жития святых, торжественные проповеди, летописи, воинские повести, притчи, афоризмы, описания путешествий, княжеские и пастырские наставления. Такие литературные своды, как «Измарагд», «Златая цепь», «Мерило Праведное», «Пчела», предназначались для того, чтобы сформировать у читателя навыки христианского служения. Аскетические творения и поучительная литература стали введением в сотериологию, учение о спасении души. История, записанная в летописях, развивавшихся с XI века, воспринимались в первую очередь как реализация Божьего промысла. Особняком среди сохранившихся произведений стоит «Слово о полку Игореве».

Извлечь из произведения духовную пользу можно было только при достоверном изложении событий — проявлений Промысла. Большинство повествовательных текстов отмечено установкой на достоверность. Об этом свидетельствуют отсылки к летописям, поиски прецедентов, интерес к мнению очевидцев. Повествователь стремился опереться или на сведения участников событий, или на традицию, которая считалась достоверным источником. К примеру, житийная литература предполагала опору на свидетельства людей, лично знавших святого или располагавших сведениями, которые передавались из первых рук^[2]. Последующие исторические произведения изменяли и комбинировали первые, но редко создавали совершенно новое освещение событий. Опасаясь вымысла и лжи, писатели основывали свои произведения на документах, которыми они считали и всю предшествующую письменность^[10].

Важным способом освоения прошлого была ретроспективная аналогия. В «Слове о законе и благодати» (XI век) библейские примеры используются для того, чтобы доказать преимущества христианской веры и прославить русский народ, приобщившийся к благодати. В летописях княгиня Ольга сравнивается с греческой царицей Еленой, а князь Владимир — с библейским Соломоном. Тексты были рассчитаны на фоновые знания читателя, на его знакомство с христианскими образами и богословием. Ретроспективная аналогия предполагала предрешённость, повторяемость событий. Помимо линейной концепции времени средневековая христианская космология предполагала соотнесение событий с первоначальным исходным состоянием, которое как бы никогда не исчезает. Идея линейного времени соединялась с идеей бесконечного возвращения, вечности. Отсюда характерная приверженность книжников сюжетам и темам, которые были всегда актуальны. Воплощением этой идеи явилась христианская притча, герои которой не соотносятся с конкретной исторической эпохой. Другим ярким примером является житийная литература, в которой святой может действовать вне привычных пространственно-временных категорий.

Опора на традицию не была самоценностью, она определялась необходимостью обращения к святым образцам: Святому писанию и трудам отцов церкви. Нынешние повести были лишь отражением повестей древних. Причина заключалась в том, что самовыражение считалось греховным: по выражению Кирилла Туровского (XII век), «в души бо грешьне ни дело добро, ни слово пользьно ражаеться»^[11] (в грешной душе не рождаются ни доброе дело, ни полезное слово). Автор воспринимался не как таковой, а как посредник. Подлинным творцом произведения считался Господь. Однако посредник должен был обладать необходимыми навыками и знаниями для выполнения своей посреднической роли.

История и вечность не предполагали вымысла, художественной фикции. Уже в 1073 году составители «Изборника Святослава» предостерегали от иноземных мирских сочинений, основанных на художественном воображении. Беллетристика развивается лишь в поздний период.

Книжность отвечала также на вопросы, связанные с естественной историей (возникновение и устройство мира, космология и др.) и с развитием человеческого общества (расселение народов, зарождение власти, государства, смысл и назначение человеческой истории).

В отличие от других традиционалистских литератур, древнерусская характеризуется синкретичностью, отсутствием чётко выраженной поэтологической рефлексии, сознательным отказом от рационализма и спецификации теоретического знания. От византийской она отличается подчёркнутой нерегулярностью, размытостью жанров, границ между прозаическим и стихотворным, отсутствием ясного понятийного аппарата^[2]. Ритм и рифма носили нерегулярный и орнаментальный характер^[7]. Система нормативных правил начинает вырабатываться только придворной учёной поэзией XVII века и в период петербургского барокко и классицизма^[2].

Уже в ранний период развития древнерусской литературы прослеживается понимание Руси не только как этно-политического и религиозного сообщества, но и как Царства Христова. В Слове о законе и благодати середины XI века (будущего митрополита Илариона) новокрещённый русский народ именуется новым. Восприятие народа, принявшего крещение в «последние времена» (перед страшным судом), как нового, наделённого особой благодатью, было свойственно христианской историософии. Новый народ получал преимущество перед древним — «ветхим», закон которого («Ветхий Завет») отошел в древнюю историю, в предысторию нового христианского мира^[6]. Литература отражает, в частности, идею о божественном покровительстве Руси, а позднее единому Русскому государству и его столице, Москве. Уже в «Сказании о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» второй половины XII века проводится идея покровительства Богоматери над Владимиро-Суздальской Русью и всей Русской землёй^[12]. Позднее идея небесного заступничества нашла отражение в ряде произведений, рассказывающих о нашествиях на Русь ордынцев: Повести о Темир-Аксаке, о чудесном избавлении Москвы от нашествия Тамерлана в 1395 году, Повести об Ахмате, Повести о нашествии Магмет-Гирея, Сказании о чудесах иконы Донской Богоматери и создании Донского монастыря, рассказывающем о нашествии хана Казы-Гирея в 1591 году. Перечисленные произведения сближает не только сходство сюжета и поэтических образов, но и отдельные словосочетания и обороты. Ещё ярче мысль о небесном покровительстве Москве выражена в созданном в середине XVI века компилятивном «Сказании о Владимирской иконе Божией Матери»^[13].

Принципы христианского канонического искусства, всеобъемлющая идея следования образам, восходят к теории образа, сформировавшейся в Византии в VIII—IX веках на основе учения Феодора Студита и Иоанна Дамаскина. Древнерусская литература была наполнена кочующими из произведения в произведение идеологемами, фразами, одинаковыми или сходными словесно-стилистическими приёмами; это же относится к мировоззренческим, содержательным сторонам источника и особенностям его литературного оформления. Канон русской средневековой культуры позволял соотносить незнакомое, новое с известным, придавать ему законченный облик и включать в систему общепризнанного. В то же время требования литературного канона были весьма нечёткими, не было конкретных указаний. Стереотипы описания складывались по мере накопления опыта^[2].

Одна из основных особенностей древнерусской литературы описана в теории литературного этикета Д. С. Лихачёва. Как и в фольклоре, в древнерусской литературе особое место занимают «общие места». Литературное произведение стремится не удивить читателя новизной, а, напротив, — «заворожить» его привычностью^[10]. Авторы стремились всё ввести в известные нормы, классифицировать^[8]. Составляя литературное произведение, автор совершает некий обряд, участвует в ритуале. Рассказ ведётся в подобающих рассказываемому церемониальных формах^[10]. Передаются речи, которые должны быть произнесены в конкретной ситуации, действия, которые должны быть совершены при данных обстоятельствах, интерпретация обстоятельств, приличествующая случаю. Восхваляется или порицается то, что принято восхвалять и порицать, всему славословию или хуле придаются приличествующие случаю формы. Смешиваются должное и сущее^[8]. Литературные произведения, как правило, лишены художественных «неожиданностей». Неожиданности и новизна так же нежелательны, как нежелательны они в любых церемониях или обрядах. Абстрагирование и этикетность, однако, не охватывали литературные произведения целиком. Почти в каждом памятнике имеются многочисленные отступления от этикета. В этих отступлениях автор мог выражать личное, непосредственное, отношение к предмету. В произведение проникали элементы реалистичности, личностное, авторское начало.

Этикетность приводит, как и в фольклоре, к особой импровизационности литературного творчества, его коллективности и традиционности. Литературные произведения не ограждены друг от друга строгими границами, текст не закреплён точными представлениями о литературной собственности, произведения обладают некоторой «текучестью», неустойчивостью текста, отражающейся в общем литературном процессе «размытостью» хронологических границ^[10].

Лихачёв связывал литературный церемониал с системой строгих ограничительных норм Средневековья. Наиболее существенными факторами влияния были внешняя идеологическая принудительность, общемировоззренческая предрешённость высказывания, которое основывалось не на достоверности, а на истинности, на должном.

Близкую трактовку древнерусской литературы даёт А. В. Каравашкин. По его мнению, концепция этикетности исключала авторский замысел, целеполагание и имманентную смысловую природу текста. Однако любое произведение восходит к внетекстовой реальности и предполагает идейные и содержательные задачи, которые решал автор. Преобладание имперсонального, по мнению учёного, не означало полного отсутствия личностного начала.

Исследователь отмечает стабильность и неизменность творческих принципов средневековой русской литературы. Согласно Каравашкину, передача книжной традиции в течение всего периода существования древнерусской литературы обеспечивалась благодаря наличию единого корпуса литературных образцов. Для изображения и оценки схожих ситуаций и объектов использовались общие модели и готовые формы. Если в настоящее время степень таланта автора определяется способностью обновлять поэтические ассоциации читателя, создавать новые образы, то традиционная, в том числе древнерусская, книжность ценила умение пользоваться уже готовыми образцами. Мастерство книжника заключалось в непринуждённости обращения с элементами письменной культуры. Авторы учились на примерах образцовых произведений, в условиях отсутствия теоретически разработанных правил. Канон был не нормой, он функционировал как обычай, совокупность изменчивых навыков, передававшихся стихийно, на основе прецедентов. Причём подражание авторитетным текстам не всегда декларировалось и, вероятно, не всегда в каждом конкретном случае осознавалось, оно было заключено в писательской практике, узусе средневековой книжности. По причине отсутствия теоретического осмысления литературной культуры самими носителями, сведения об этом узусе являются результатом реконструкции исследователями. В рамках литературного обычая Каравашкин выделяет типичные конструкции, типичные мотивы и формулы (топосы) и типичные интерпретации. Общие места и формулы могли существовать вне абстрактного жанрового канона, как универсальные идейно-художественные приёмы. Запас средств выражения задавался традицией, но возможности их отбора и сочетания были неограничены^[2].

Русская культура выработала собственный тип образованности и системы нормативной литературы. Проявления античной и европейской образованности, риторика («красноречие») и поэтическое искусство («стихотворное художество») рассматривались как «внешняя мудрость», присущая «латинству». Наиболее последовательно эту позицию выразил протопоп Аввакум (XVII век): «Не ищите риторики и философии, ни красноречия, но здравым истинным глаголом последующее, поживите. Понеже ритор и философ не может быти християнин»^[14].

Творческие установки и литературная техника Руси носили имманентный характер. Многие древнерусские писатели были, прежде всего, знатоками образцовых текстов. Они руководствовались определёнными передававшимися через поколения установками, принципами и навыками. Однако отдельные памятники литературы, посвящённые проблемам литературной техники, встречаются редко и имеют описательный характер (известны уже с XI века). В XVI—XVII веках имел место опыт составления письмовников — собирания типичных оборотов речи, которые приличествовали ситуациям и образам адресатов. Известны также азбуковники — энциклопедии и словари, в том числе словари иностранных слов, содержащие, помимо прочего, толкования отдельных стиховедческих терминов^[15][2].

Пи­сатель в восприятии данной культуры не сочинял, а сообщал миру трансцендентные божественные истины, которые открылись ему в награду за смирение и благочестие^[4]. Одной из основных особенностей древнерусской литературы была её имперсональность. Судьба литературного памятника была связана с коллективным творчеством многочисленных переписчиков и редакторов. Произведения не считались принадлежащими конкретному автору, авторская воля никак не закреплялась в традиции, авторство было неотделимо от соавторства^[2].

В то же время каждый новый текст, в том числе переработка предшествующих сочинений, представлял собой определённый авторский проект. Авторское начало выражалось в обилии вариаций текста, его перекомпоновках, сокращениях, вставках, изменениях манеры высказывания, повествования и стиля. Топосы и цитаты в конкретных нюансах переосмысливались и приобретали новый контекст. Тем не менее, авторское начало проявлялось значительно менее отчётливо, чем в Новое время^[2].

Выраженной рефлексии и систематизации жанров в древнерусской литературной среде не прослеживается. Высказывания авторов, проводивших жанровую типологию, делались от случая к случаю (неизвестный составитель ранней Распространенной редакции «Повести о Михаиле Тверском», инок Фома, Нил Сорский, митрополит Макарий)^[16].

Жанровые определения часто соединялись с определениями предмета повествования^[8]. Определённые лексемы можно принять за жанровые определения^[2]. Так, лексема «слово», часто воспринимаемая как название жанра, могла обозначать дидактическое поучение, главу книги, беседу, речь, статьи различного содержания и др.^[17]. Особое место занимали древнерусские апокрифические сочинения.

Одна из жанровых классификаций древнерусской литературы была предложена Н. И. Толстым^[18] и опробована на литературном материале Е. М. Верещагиным (вариант последнего несколько отличается от варианта Толстого):

• скриптурные памятники (Священное писание и апокрифы)
• литургические/евхографические (богослужебные книги и гимнографические памятники)
• вероучительные (символы, изложения веры, огласительные, полемические и этико-наставительные поучения, толкования)
• проповеднические (ораторская проза и гностическая литература)
• житийные (жития святых, похвальные слова святым, сказания об обретениях, перенесениях мощей и икон, чудесах)
• канонико-юридические (уставы, кормчие книги, судебники, договорные, духовные, вкладные и др. грамоты)
• мемориальные (летописи, хронографы, описания исторических событий, паломничеств, путешествий)
• научные (сборники энциклопедического характера)
• бытовые (частная переписка, надписи, эпиграфика)^[19][20].

Объединение в одной классификации не только памятников книжности, но и большей части письменных памятников вообще оправдано смешением делового, бытового и книжного, характерное для Руси.

Данная классификация не различает первичные жанры (например, жития) и объединяющие жанры, включающие небольшие произведения в качестве исходного материала (пролог, минеи-четьи и др.)^[2].

Это различие учитывается в классификации, основанной на систематике Лихачёва, различавшего монументальные и малые жанровые формы^[8]. Н. И. Прокофьев приводил следующую классификацию:

• сложные формы (летописи, хронографы, агиографические сборники, письмовники и др.)
• первичные жанры:
  • эпические жанры
    • исторические жанры (житие, воинская повесть, сказание и хождение)
    • аллегорические (притча)
    • символические (чудо, видение, знамение)
  • лирические (поучение, послание, плач).

Важнейшим признаком эпических жанров является объект изображения, лирических — назначение^[21].

Из разновидностей деловой письменности в древнерусскую лите­ратуру проникали только те, которые были связаны с вероучением. Остальные виды деловых текстов, созданные ради земных интересов, выносились за пределы литературы — эпиграфические памятники, различные акты, приходно-расходные книги, имущественные, в том числе библиотечные описи, протоколы судов и соборов, статейные списки, разряды, челобитные, грамоты. Если эти тексты хранились, то иначе, чем религиозные^[4].

Душеполезная направленность литературы обусловила её синкретичность — все составляющие её тексты должны были соотноситься со словом Божьим. По этой причине в славянской средневековой письменности не было специального раздела научной литературы. Интерес к естественным наукам присутствовал, но в книжность могли попасть только те элементы этих наук, которые в представлениях этого времени были связаны с вероучением. Прочее передавалось через устную традицию. Науки гуманитарного цикла были связаны с античной языческой культурой, что вызывало ещё большее неприятие. Словесные «хитрости» не способствовали постижению Творца, который открывается не словеснику, а праведнику. Кроме того, находящиеся под влиянием православных церквей славянские культуры не могли иметь успеха в схоластическом богословии. История науки обычно относит к натурфилософии переводные и компилятивные произведения, такие как «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Физиолог», «Шестодневы». Однако устройство мироздания и в данном случае интересовало средневековых книжников только аспекте бесконечной мудрости и любови Всевышнего. Природоведческие книги воспринимались в качестве апологетических сочинений. Псалтирь и Часослов служили, в частности для постижения грамоты, но они не являются собственно учебниками. Переходными формами от молитвенника к учебнику являются азбуки и буквари, которые выпускались в Западной Руси со времени Ивана Фёдорова и с XVII века вошли в число изданий Московского печатного двора^[4].

Древнерусская литература была почти полностью рукописной. Книгопечатание слабо изменило характер и способы распространения литературных произведений. И в XVII веке литературные произведения продолжали, как и раньше, распространяться в основном путём переписки.

При переписывании книжники вносили свои поправки, изменения, сокращения или, наоборот, развивали и расширяли текст^[10]. В отличие от литературы Нового времени, имеющей канонические тексты произведений, русская средневековая литература чаще всего не оформлялась в корпус окончательных текстов^[2], литературные памятники по большей части не имели устойчивого текста^[10]. Каждый конкретный текст (произведение, редакция, список) мог быть результатом свободной переработки предшествующих и одновременно источником последующих. Часто сложно или невозможно установить, какой вариант текста ближе к первоначальному («авторскому»)^[2]. Новые редакции и новые виды произведений появлялись в ответ на новые требования, выдвигавшиеся социальной средой, или возникали под влиянием изменений литературных вкусов.

Некоторые произведения читались и переписывались в течение нескольких веков. Другие быстро исчезали, но понравившиеся переписчикам части включались в состав других произведений. В этом отношении прослеживается сходство между бытованием древнерусских литературных произведений и фольклорных^[10].

От раннего периода сохранилось около 1000 древнерусских рукописей^[22]. Значительная часть книжного наследия сохранилась в поздних списках XVI—XVII веков, более ранние рукописи редки. Первоначальным письменным материалом был пергамент. На рубеже XIV—XV веков его постепенно вытесняет бумага. Рукописи домонгольской эпохи писались в основном уставом. Уставом писались многие богослужебные книги. Постепенно его сменяет полуустав, более беглый тип письма, затем — скоропись, беглое письмо с большим количеством условных сокращений^[2].

Наиболее распространённым типом рукописей с литературными материалами являются литературные сборники. Писец переписывал различные произведения по какому-либо признаку в тетради. Тетради, писанные одним писцом, могли затем переплетаться самим писцом или переплётчиком. Переплётчик мог собирать тетради разного времени и разных писцов и соединять их потому, что они были одного формата или объединялись им по содержанию. Такие сборники в настоящее время называются конволютами. Сборники, писанные одним писцом, могут быть определённого, традиционного содержания («Златоструй», «Измарагд», «Торжественник» и др.) и неопределённого содержания, отражающие индивидуальные вкусы и интересы того или иного писца, подбиравшего материалы для себя или для своего заказчика^[10].

Своды многообразного содержания уравнивали оригинальные и переводные тексты. Разграничение «своего» и «чужого» практически не прослеживается. И те, и другие произведения считались своими, имеющими одни и те же цели^[2]. В целом соседство в сборниках текстов разных типов может рассматриваться как свидетельство восприятия их как частей единого корпуса книжности, характеризующейся не своими формальными особенностями, а лишь своим христианским содержанием и дидактической ценностью^[7]. В то же время в составе каждого конкретного сборника отдельные произведения могли приобретать индивидуальный контекст и образовывать с другими единое целое^[2].

Объёмные произведения могли переписываться и переплетаться в отдельные книги: некоторые летописные своды, сочинения по всемирной истории, патерики, сочинения церковно-служебного характера, про́логи и др. Небольшие сочинения, например, «Моление Даниила Заточника» или «Слово о погибели Русской земли» не составляли отдельных книг^[10].

В процессе переводов греческих церковных книг Кириллом, Мефодием и их учениками во второй половине IX века на болгаро-македонской основе был создан старославянский язык (в оригинале назывался «словѣньскъ ѩзыкъ»), ставший общеславянским литературным языком. Этот язык применительно к периоду после конца X века называют церковнославянским языком^[23].

В конце XI—XII веков вместе со старославянскими книгами старославянский (церковнославянский) язык был заимствован на Руси. С самого раннего периода своего существования на Руси этот язык адаптировался к живой русской речи. Под её влиянием одни специфические южнославянизмы были вытеснены из книжной нормы русизмами, другие стали допустимыми вариантами в её пределах. В результате к концу XI века сложился древнерусский извод церковнославянского языка.

Существуют различные мнения учёных о языковой ситуации Древней Руси. Одни исследователи характеризуют её как двуязычие, при котором разговорным и деловым языком был древнерусский, а литературным — церковнославянский (А. А. Шахматов). Другие утверждают самобытность литературного языка Древней Руси, глубину его народной русской речевой основы и, соответственно, незначительность и поверхностность церковнославянского влияния (С. П. Обнорский). Получила известность также компромиссная теория, в соответствии с которой в Древней Руси существовало два книжных языка: церковнославянский и древнерусский (Д. С. Лихачёв). Согласно новейшей теории диглоссии (Г. Хюттль-Фольтер, А. В. Исаченко, Б. А. Успенский), напротив, церковнославянский и древнерусский языки почти не пересекались и воспринимались как две разные сферы одного языка^[3]. Древнерусский язык и его диалекты выполняли роль разговорного языка, языка делового и бытового общения и отразились в большинстве грамот (известно около 1000 берестяных грамот и около 150 пергаменных грамот XI—XIV веков), большом числе записей в рукописных книгах и надписей, в том числе граффити. В таких памятниках часто встречаются диалектные особенности и весьма редко — церковнославянизмы. Наддиалектная форма древнерусского языка была языком официальных документов: грамот, Русской Правды, княжеских уставов. Церковнославянский язык стал книжно-литературным языком Древней Руси. Его памятники включают некоторые грамоты, записи и надписи и особенно произведения книжной культуры — рукописные книги. Он включил многие русизмы, как общие для всех древнерусских диалектов, так и диалектно ограниченные. Эти особенности проявляются в разной степени: в религиозных текстах — лишь в качестве вкраплений, в оригинальных светских текстах (особенно в летописях) — значительно^[22].

В дальнейшем границы между литературным и деловым языком начинают размываться, и элементы делового и через него разговорного языка проникают в поздние памятники, такие как «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, послания Ивана Грозного, повести XVII века и др.^[3].

Фольклор сопровождал древнерусскую литературу на протяжении всего её развития (от летописания XI — начала XII веков до «Повести о Горе-Злочастии» XVII века). В Средние века фольклор был распространён во всех слоях общества, от крестьян до княжеско-боярской аристократии. В древнерусскую письменную эпоху фольклор и литература со своей системой жанров существовали параллельно. Они взаимно дополняли друг друга и иногда вступали в тесное соприкосновение. Однако в целом фольклор слабо отразился в письменности^[3]. В средневековой литературе, в сравнении с более архаичной синкретической поэтикой фольклора, возрастает роль авторства, но одновременно растут требования следования канону, образцам, определённым Божественным замыслом^[2].

Преобладающим типом периодизации древнерусской литературы является историческое деление:

• домонгольский период, включавший два взаимосвязанных этапа:
  • киевский, XI — первая четверть XII века
  • областные литературы русских княжеств (в советской науке — литература эпохи феодальной раздробленности), вторая четверть XII — первая четверть XIII века
• московский период, включавший три этапа:
  • литература эпохи ордынского ига, вторая половина XIII—XV века
  • литература Русского государства XVI века
  • переходная (к Новому времени) литература XVII века, очень неоднородная в историко-культурном отношении.

Не всеми исследователями эта периодизация признаётся адекватной, поскольку она представляет собой по большей части всего лишь проекцию политической истории на литературный процесс, не учитывая его внутренней логики.

Д. С. Лихачёв в работе «Человек в литературе Древней Руси» (1958) первым предложил поэтологический подход к этой проблеме и рассматривал историю древнерусской литературы как процесс зарождения и постепенного вытеснения отдельных стилей эпох под влиянием новых историко-культурных и эстетических факторов^[24]. Учёный выделял три хронологических отрезка:

• собственно древнерусская литература, XI — начало XIII века
• средневековая русская литература, XIII—XVI века
• литература периода перехода к Новому времени, XVII — первая треть XVIII^[2].

На основе этого деления А. С. Дёмин предложил имманентную (основанную на внутренних особенностях) хронологическую типологию. Эти типы творчества наслаивались друг на друга и некоторое время сосуществовали:

• архаика (XI — начало XIII века), характерна лаконизмом повествования, проникнутого ассоциациями и аллюзиями
• традиционализм (оставался действенным до начала XVIII века), накопление и систематизация повествовательных возможностей, подготовленных ранее
• новаторство (XVII — начало XVIII века), в XVII окончательно складывается оппозиция «духовое — светское», происходит осознание художественного вымысла как особой эстетической установки, дифференциация литературы по социальным слоям с разделением на высокую и демократическую, что было связано со стремительным пополнением репертуара переводными произведениями^[25].

Верхняя граница существования древнерусской литературы условна, поскольку древнерусская книжная традиция сохранялась и в последующие века. Ср. названия 19 и 20 тома серии «Библиотека литературы Древней Руси»: «ХVIII век» и «ХVIII-ХХ века», соответственно. В старообрядческой среде в остаточном виде древнерусская письменная традиция сохраняется до настоящего времени.

Принятие христианства при киевском князе Владимире Святославиче ввело Русь в орбиту византийского мира. От южных и в меньшей степени от западных славян в страну была перенесена богатая старославянская книжность, обязанная своим возникновением солунским братьям Кириллу и Мефодию и их ученикам, которые создали переводы важнейших библейских книг, молитв, гимнографических произведений.

Уже на раннем этапе становления русской письменности в её распоряжении имелся круг образцовых текстов, корпус основных средств выражения и рече-поведенческих тактик^[3][2]. В огромный корпус заимствованных Русью переводных, преимущественно с греческого языка, и оригинальных памятников входили библейские и богослужебные книги, патристика, церковно-учительная литература, догматико-полемические сочинения, юридические тексты и др. Этот литературный фонд являлся общим в отношении византийско-славянского православного мира. Благодаря ему было обеспечено сознание религиозного, культурного и языкового единства на протяжении многих веков. Славянами была усвоена преимущественно церковно-монастырская византийская книжная культура. Богатая светская литература Византии, которая продолжала античные традиции, за небольшим числом исключений оказалась не востребована. Южнославянским влиянием конца XI—XII веков было положено основание древнерусской литературы и книжного языка^[3].

Древняя Русь последней из славянских стран приняла христианство и познакомилась с кирилло-мефодиевским книжным наследием, однако становление развитой книжной традиции на Руси произошло в очень короткие сроки^[3].

Древнейшими известными русскими памятниками письменности являются договоры с Византией X века. Они свидетельствуют о знакомстве руси с кириллицей ещё до Крещения. Однако их подлинники не сохранились. Известны только списки в составе «Повести временных лет». Древнейшими сохранившимися русскими памятниками письменности являются Новгородский кодекс (Псалтирь и другие тексты) конца X — начала XI века, «Остромирово Евангелие», написанное дьяконом Григорием для новгородского посадника Остромира в 1057 году, два «Изборника» князя Святослава Ярославовича 1073 и 1076 годов и древнейшие берестяные грамоты XI века.

С принятием христианства Русь была приобщена к книжной культуре. Развитие русской письменности постепенно стало основой для возникновения литературы. Обширная переводная литература стала основой для формирования собственной традиции.

Для оригинальной литературы Древней Руси характерны большая идейная насыщенность и высокое художественное совершенство. Её ярким представителем был митрополит Иларион, автор известного произведения «Слово о законе и благодати», датируемого серединой XI века. В этом произведении проведена мысль о необходимости единства Руси. Использовав форму церковной проповеди, Иларион создал политический трактат, в котором нашли отражение злободневные проблемы русской действительности. Противопоставляя «благодать» (христианство) «закону» (иудаизм), Иларион утверждает идею перенесения небесного внимания и расположения с одного избранного народа на все человечество, равноправия всех народов.

Выдающимся писателем и историком был монах Киево-Печерского монастыря Нестор. Сохранились его «Чтение» о князьях Борисе и Глебе и ценное для истории быта «Житие Феодосия». «Чтение» написано в несколько отвлечённом стиле, в нём усилены назидательные и церковные элементы. Примерно к 1113 году относится выдающийся памятник древнерусского летописания — «Повесть временных лет», сохранившаяся в составе более поздних летописных сводов XIV—XV веков. Этот труд составлен на основе более ранних летописных сводов — исторических произведений, посвящённых прошлому Русской земли. Автор «Повести» сумел живо и образно рассказать о возникновении Руси и связать её историю с историей других стран. Основное внимание в «Повести» уделено событиям политической истории, деяниям князей и других представителей знати. Хозяйственная жизнь и быт народа описаны менее детально. Отчетливо проявилось в летописи и религиозное мировоззрение её составителя: конечную причину всех событий и поступков людей он видит в действии божественных сил, Провидения. Однако за религиозными расхождениями и ссылками на волю Бога часто скрываются практический подход к действительности, стремление выявить реальные причинно-следственные связи между событиями.

Феодосию, игумену Печерского монастыря, о котором писал монах того же монастыря Нестор, принадлежит несколько поучений и посланий к князю Изяславу.

Выдающимся писателем был князь Владимир Мономах. Его «Поучение» рисовало идеальный образ князя — справедливого правителя, затрагивало насущные вопросы современности: необходимость сильной княжеской власти, единство в отражении набегов кочевников и т. д. «Поучение» является произведением светского характера. Оно проникнуто непосредственностью человеческих переживаний, чуждо отвлечённости и наполнено реальными образами и примерами, взятыми из жизни.

Вопрос о княжеской власти в жизни государства, способах её осуществления и обязанностях князя становится одним из центральных в литературе. Возникает мысль о необходимости сильной власти как условия успешной борьбы с внешними врагами и преодоления внутренних противоречий. Эти размышления воплощены в одном из самых талантливых произведений XII—XIII веков, дошедшего до нас в двух основных редакциях «Слово» и «Моление» Даниила Заточника. Убеждённый сторонник сильной княжеской власти, Даниил с юмором и сарказмом пишет об окружающей его печальной действительности.

Особое место в литературе Древней Руси занимает «Слово о полку Игореве», датируемое концом XII века. В нём повествуется о неудачном походе на половцев в 1185 году новгород-северского князя Игоря Святославовича. Описание этого похода служит автору поводом для размышления о судьбах Русской земли. Причины поражений в борьбе с кочевниками, причины бедствий Руси автор видит в княжеских междоусобицах, в эгоистической политике князей, жаждущих личной славы. Центральным в «Слове» является образ Русской земли. Автор принадлежал к дружинной среде. Он постоянно пользовался свойственными ей понятиями «честь» и «слава».

Большое влияние на русскую культуру оказало Монгольское нашествие. Первое произведение, посвящённое нашествию — «Слово о погибели Русской земли». Слово дошло до нас не полностью. Также Батыевому нашествию посвящена «Повесть о разорении Рязани Батыем» — составная часть цикла повестей о чудотворной иконе Николы Зарайского. Примером сохранения в XIII веке традиций торжественного и учительского красноречия являются наставления («Слово о маловерии» и др.) Серапиона Владимирского.

Русская литература XVII века, в переходный период накануне Петровских реформ, отходит от средневекового обычая становится на путь европеизации. Демаркационная линия между древнерусской книжностью и новой европеизированной литературой условна. Зарождение новой литературы заметно на всех уровнях, от систем жанров до стиля. В России усиление национальной специфики литературы началось в XVI века и было связывано с идеей об особой исторической миссии Москвы — третьего Рима. Болгарский и сербский изводы церковнославянского языка стали восприниматься как инородные русскому, который рассматривался теперь как единственно канонический. Одновременно с усилением национального начала в XVII веке наблюдается значительное увеличение количества литературных произведений, расширение социальной базы и демократизация литературы. Если ранее литературная деятельность была преимущественно прерогативой духовенства, то с этого периода в неё активно включились посадские люди и крестьянство. В литературной деятельности принимают участие и высши слои русского общества, включая царя Фёдора Алексеевича, который сам слагал сил­лабические вирши. Существенным условием демократизации литературы стало постепенный выход культуры из-под влияния церквии, в результате чего получили распространение темы и формы, раньше считавшиеся несов­местимыми с душеспасительным назначением книги. Важнейшим литературным и переводческим центром XVII века в Русском государстве был Посольский приказ, для которого перевод был профессиональной деятельностью^[4].

Литература получает и более широкое географическое распространение, происходит формирование местных литературных очагов — в Сибири, в городах Поволжья, на Севере и на Дону. Большое место в литературном движении эпохи занимают жития местночтимых святых, богородичные легенды, предания монастырей, скитов и др.^[4]

Происходит возрождение устной проповеди. Так, выступления Ивана Неронова привлекали такие массы прихожан, что они не вмещались в стенах храма и на паперти, так что проповедник писал свои наставления «окрест стены святыя церкви». Значительное распространение получают агитационные грамоты, подмётные письма и др.^[4]

В украинских и белорусских землях в XVI—XVII веках происходил литературный подъём. Европейская культура воспринималась Москвой через посред­ство Польши и Литвы. Московские идеологические течения XVII века представляют собой разные варианты отношения к западнорусской культуре, от категорического отвержения до заимствования в качестве идеальной модели. Препятствием для литературного обмена было то, что в западнорусской литературе на равных правах с церковнославянским языком существовала проста мова, тогда как в России единственным литературным языком продолжал считаться церковнославянский. Длительное время в России отказы­вались признавать, что украинские и белорусские произведения являются другой литературой на другом языке, рассматривая их языковую форму как испорченную разновидность церковнославянс­кого. По этой причине различия в языке могли воспринимаится как еретические заблуждения, что произошло, в частности, в отношении «Катехизиса» Лаврентия Зизания или «Учительного Евангелия» Кирилла Транквиллиона. Представление о западнорусской письменности как испорченной временем церковнославянской было в России очень устой­чивым. Неприятие западнорусской литературы было связано и с развитием национальной специфики московской культуры. Греческая традиция не отделялась от западнорусской. Последнюю считал чуждой русскому православию протопоп Аввакум Петров, не делая различия между представителями греческого и латинского направления, Епифанием Славинецким и Симеоном Полоцким^[4].

Тем не менее, ряд московских авторов переводили книги, написанные на простой мове. Произведения нескольких западнорусских авторов имели нормообразующее значение для истории московской литературы («Грамматика» Мелетия Смотрицкого, «Синопсис» Иннокентия Гизеля), труды нрекоторых тесно связаны московской письменностью (Лаврентий Зизаний, Николай Дилецкий, Варлаам Ясинский)^[4].

Начавшаяся в XVII веке секуляризация разрушала границу между деловой и душеполезной письменностью. Существенно расширяется коли­чество жанров путём включения в литературу форм деловой пись­менности, которым всё больше даются чисто литературные функции. Примером преобразования деловых жанров в литера­турные являются произведения демократической сатиры, пародийно переиначивавшие челобитную («Калязинская челобитная»), судное дело («Повесть о Ерше Ершовиче»), опись («Роспись о приданом»). Ряд текстов совмещают в себе черты документа и литературного произведения — статейные списки и др. Другие, являясь документами, имеют жанровый коррелят в литературе — прежде всего частные письма (грамотки), не изученные с литературной точки зрения, например, «советные» записки Арефы Малевинского. Некоторые другие тексты также находятся на грани между документом и литературным произведением — дневники («Дневальные записки приказа Тайных дел»), библиографические описания («Оглавление книг, кто их сложил») и др.^[4]

В XVII веке в Русском государстве появляются первые профессиональные литераторы, которые распространяют идею о подобии поэта-творца слов Творцу мироздания. Секуляризация литературы выразилась также в росте числа авторских произведений. Появляется авторский стиль. Усиливается ранее неустйчивая граница между оригинальым текстом и переводом. Безымянными осталась прежде всего беллетристика, активно создававшаяся и переводившаяся в течение XVII века. Так же неизвестны имена переводчиков и сочинителей рыцарских романов и новелл^[4].

Изменился статус беллетристики. Раньше распространение «баснословных повестей» было конфессиональным проступком, то с данного периода перевод и переписка этих произведений выходят из-под контроля гласной и негласной цензуры. В то же время беллетристика отодвигается на второй план литературы, московские интеллектуалы пренебрегают этим направлением ею. Формируя новую словесную культуру, придворные профес­сионалы ориентировались на познавательные, а не эстетические ценности. Исключённые таким образом «баснословные повести» оставались безымянными. Анонимность беллетристики XVII века объясняется также её неуправляемостью и стихийностью. Анонимной была в том числе демократическая сатира^[4].

«Баснословные повести» рассматриваются исследователями как «фольклористические факты». Полуфольклорная природа беллетристики XVII века определена изменившемся отношением к устной словесности, ранее отвергавшиеся ввиду душеполезной направленности литературы. Письменность заимствует фольклорные жанры. В рукописях XVII века присутствуют духовные стихи, сборники заговоров и пословиц, записи песен и былин. Читаются литературные обработки сказочных («Повесть о купце, купившем мертвое тело») и былинных («Повесть о Сухане») сюжетов, произведения, представляющие собой стилизации под народные песни (песни П. А. Квашнина-Самарина). Книжное или фольклорное происхождение некоторых произведений является предметом дискуссии («Сказание о киевских богатырях», песни, записанные для Ричарда Джемса). Духовный стих о Голубиной книге тесно с древними славянскими апокрифами^[4].

Секуляризация культуры разрушила существовавшую прежде книжную иерархию. Возникла специализация книжной деятельности. Знание получило самостоятельную ценность, иногда в ущерб эстетическим ценностям, как в случае с дискриминацией беллетристики). На рубеже XVII и XVIII веков переводилось большое число руководств по баллистике, фортификации и др. Растёт число книг по естественным наукам. Переводились и составлялись пособия по словесности, наиболее ранними из которых были «Грамматика» Мелетия Смотрицкого и «Риторика» псевдо-Макария. Средневнековая духовная письменность трансформировалась в теологическую науку, изучение которой было необходимо для выполнения новые учёные переводы библейских, патристических и канонических книг, осуществления «книжной справы», ведения богословских диспутов — полемики со старообрядцами, спора о пресуществлении и др. Формирование учебной литературы тормозилось процессом институционализации русской школы. Учебники как таковые появляются в Русском государстве только в конце XVII века в связи с открытием столичной академии. Одной из причин начавшегося более строгого разделения научной и художественной литературы стала профессионализация как авторов, так и читателей. Профессионализация происходила длительное время. Она не была завершена и в XVIII веке (многостороннее творчество Михаила Ломоносова и др.)^[4].

Древнерусская литература представляет собой свод важнейших письменных источников русской истории периода Средневековья и раннего Нового времени. Она служит одним из источников изучения истории Руси, в том числе истории культуры^[2]. Древнерусская книжность содержит истоки белорусской^[27], русской^[2] и украинской^[28] литературных традиций. Несмотря на свое своеобразие, литература Руси существовала в контексте восточнохристианской и общеевропейской культуры^[2].

• Хронология русской литературы X—XIII веков
• Хронология русской литературы XIV-XV веков
• Хронология русской литературы XVI века

Издания памятников

• Памятники литературы Древней Руси. — М., 1978—1994. [Вып. 1—12].
• Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. — СПб. : Наука, 1997—2006. — в 15 т. (Т. 1 : XI—XII века — Т. 15 : XVII век) (Оригинальные тексты древнерусских литературных произведений с синхронными переводами на современный русский язык и научными комментариями). Электронная версия издания, публикация Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

Энциклопедии и словари

• Литература и культура Древней Руси. Словарь-справочник / О. А. Анисомова, В. В. Кусков, М. П. Одесский, П. В. Пятнов ; Под ред. В. В. Кускова. — М., 1994.
• Словарь книжников и книжности Древней Руси : [в 4 вып.] / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом); отв. ред. Д. С. Лихачёв [и др.]. — Л. : Наука, 1987—2017.
• Древняя Русь в средневековом мире. Энциклопедия / Под ред. Е. А. Мельниковой, В. Я. Петрухина. — 2-е изд. — М. : Ладомир, 2017.
• Православная энциклопедия. — М., 2000-. — 752 с. — 39 000 экз. (2000 — настоящее время; на октябрь 2019 года выпущено 56 томов).

Исследования

• Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV—XVII вв. — СПб., 1903.
• Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси XI—XIV вв. — М. : Издательство Академии наук СССР, 1960. — 488 с.
• Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания : Исследования и тексты. — М., 1963.
• Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI—XIII вв. : Очерки литературно-исторической типологии. — М., 1980.
• Гудзий Н. К. История древней русской литературы. — 7-е изд. — М., 1966.
• Еремин И. П. Литература Древней Руси. (Этюды и характеристики). — М. ; Л., 1966.
• Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII вв. — Л., 1968.
• Истоки русской беллетристики. — Л., 1970;
• Лихачёв Д. С. Человек в литературе Древней Руси. — М., 1970.
• Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X—XVII вв. : Эпохи и стили. — Л., 1973.
• Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII в. — Л., 1973.
• Адрианова-Перетц В. П. Древнерусская литература и фольклор. — Л., 1974.
• Творогов О. В. Древнерусские хронографы. — М. : Наука, 1975. — 322 с.
• Мещерский Н. А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX—XV вв. — Л., 1978.
• Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. — 3-е изд. — М., 1979.
• Кусков В. В. Древнерусские предания (XI—XVI вв.). — М. : Советская Россия, 1982. — 368 с.
• Franklin S. Some Apocryphal Sources of Kievan Russian historiography // Oxford Slavonic Papers. 1982. Vol. 15.
• Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ. — Л., 1984.
• Древнерусская литература в исследованиях : Хрестоматия / Сост. В. В. Кусков. — М. : Высшая школа, 1985. — 336 с.
• Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. — 2-е изд. — Л., 1987.
• Изборник. Повести Древней Руси / сост. и примеч. Л. Дмитриев, Н. Понырко. — М. : Художественная литература, 1987. — 447 с. — (Классики и современники. Русская классическая литература).
• Кусков В. В. История древнерусской литературы. — М. : Высшая школа, 1989.
• Остапенко И. Древнерусские повести. — Пермь : Пермское книжное издательство, 1991. — 271 с.
• Сазонова Л. И. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII — начало XVIII в.). — М., 1991.
• Баранкова Г. С., Мильков В. В., Якунин С. Н. Комментарии к переводу древнерусского текста на современный русский язык // Шестоднев Иоанна экзарха Болraрскоro. V Слово. / Институт философии РАН. — М., 1996.
• Библиография работ по древнерусской литературе, опубликованных в СССР (России) : 1988—1992 гг. / Сост. О. А. Белоброва. — СПб., 1998.
• Шахматов А. А. Разыскания о русских летописях. — М., 2001.
• Щапов Я. Н. Письменные памятники истории Древней Руси. Летописи. Повести. Хождения. Поучения. Послания. — СПб. : Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2003. — 384 с. 5-86789-140-2.
• Роўда І. С. Гісторыя беларускай літаратуры ХI—XIX стагоддзя / Пад рэдакцыяй: Т. П. Казаковай. — Мн.: Філалагічны факультэт БДУ, 2007. — 75 с.
• Васильев В. К. Сюжетная типология русской литературы ХI-ХХ веков. Архетипы русской культуры. От Средневековья к Новому времени. (Монография). — Красноярск: ИПК СФУ, 2009. — 260 с. — ISBN 978-5-7638-1932-8
• Петрухин В. Я. Русь в IX—X веках. От призвания варягов до выбора веры. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Форум : Неолит, 2014. — 464 с.
• Каравашкин А. В. Литературный обычай Древней Руси (XI—XVII вв.). — М. ; СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2018. — 720 с. — ISBN 978-5-98712-851-0.
• Богданов А. П. Сила легенды: Повесть о Словене и Русе в общерусском летописании XVII в. // Studia Litterarum. — 2022. — № 1. — С. 184—201.

• «Библиотека Древней Руси». Электронные публикации Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН.
• Словарь книжников и книжности Древней Руси / отв. ред. Д. С. Лихачёв [и др.]. — Л. : Наука, 1987—2017. Электронная версия первого и 1—2 частей второго выпуска на сайте Института русской литературы Российской академии наук (Пушкинский Дом).
• Добровольский Дмитрий. Что такое древнерусская литература  (неопр.). Arzamas (arzamas.academy). Дата обращения: 3 декабря 2018.
• Ужанков А. Н. «Почитание книжное» в Древней Руси. Православие.Ru.
• Каравашкин А. В. Лекции на сайте ПостНаука.
• Литература Древней Руси  (рус.). Дата обращения: 25 апреля 2013.
• Культура и искусство Древней Руси  (рус.). Дата обращения: 30 марта 2013.
• Культура Древней Руси  (рус.). Дата обращения: 30 марта 2013. Архивировано 4 апреля 2013 года.
• Культура Древней Руси  (рус.). Дата обращения: 30 марта 2013.