Коммуникативная модель

Перейти к навигацииПерейти к поиску

Коммуникативная модель — лингвистическая, психологическая и философская парадигма анализа и описания семиотических процессов, в том числе словосодержащих («вербальных»). Развивается российским лингвистом А. В. Вдовиченко (также Ф. Б. Альбрехтом, в различной мере Е. Ф. Тарасовым, И. В. Журавлёвым, Г. В. Дьяченко, Ю. Н. Варзониным и др.) как отрицание и поглощение языковой модели.

Теоретические основания

Основание коммуникативной модели составляет понятие комплексного (многоканального) семиотического (коммуникативного) воздействия, совершаемого семиотическим актором и направленного на изменение внешних для актора (мыслимых как иные) когнитивных состояний[1]. Смыслообразование в семиотическом акте, в том числе словосодержащем, понимается как попытка актора произвести целенаправленные изменения в представимом постороннем сознании (как вариант, в ином предполагаемом состоянии собственного сознания) с вовлечением условно выделяемых «знаков» (слов, жестов, интонаций, остенсивов, демонстративного поведения и пр.)[2]. Акциональность («воздейственность») коммуникации рассматривается в качестве главного критерия, позволяющего отделить любые коммуникативные инструменты (в том числе «слова») от работы сознания («мысли»): в мыслительном процессе (выделении объектов, назначении связей, качеств, свойств, планировании действия и пр.) отсутствует воздействие на постороннее сознание и, соответственно, отсутствует знаковый компонент. «Мысль» (когнитивный процесс) и знаковый процесс (в том числе «устная речь», «письмо», жестикулирование и пр.) имеют различные природы и соотносятся как планирование воздействия и само действие[3].

Семиотическое (воз)действие

Семиотическое и несемиотическое (воз)действия различаются по критерию опосредованности сознанием, или критерию участия «когнитивной призмы» в производимых изменениях (ср. «приветствовать коллегу и разрезать упаковку»). Единственным основанием значения (смысла, семантики, референции и пр.) в коммуникативном (воз)действии и его элементах признаётся акциональный режим сознания актора, который может быть доступным реципиенту (адресату, вторичному интерпретатору, наблюдателю) благодаря интегрируемым параметрам данного семиотического действия[4]. Понимается «то, что осознанно делает актор в данном воздействии (дискурсе)»: какие объекты (а также признаки, адресаты и пр.) он мыслит в момент осуществляемого воздействия, какими ценностями руководствуется, какие эмоции испытывает, что пытается вызвать в сознании адресата, и пр. «Воздейственный» режим сознания различными способами эксплицируется актором и по мере возможностей понимается (интериоризируется) интерпретатором[5]. Частичная или полная недоступность актора (автора) для интерпретатора не отменяет необходимости воссоздать какое-то когнитивное состояние, ставшее причиной семиотического поступка (от которого остался «знаковый след»), поскольку «семиотические воздействия сами, без актора, не производятся». Акцент в концептуализации смыслообразования переносится в сферу субъектного, интерсубъектного, психического, индивидуального (личной «когнитивной призмы» в широком понимании). Вводится понятие шкалы интерпретации, на которой пределом смысла (значения), содержащегося в коммуникативном воздействии, признаётся интеллектуально-эмоциональный процесс в сознании актора (автора), реализующего планируемые изменения в посторонней когниции[6].

«Язык» и его элементы

«Язык» и его элементы (в том числе вербальный «язык» и «слова») признаются неэффективным способом концептуализации смыслообразующего коммуникативного воздействия (в том числе «естественного говорения и письма»), поскольку источник смысла и смыслового тождества (личный акциональный режим сознания) принципиально отсутствует во «всеобщем коллективном языке»[7]. Автономные элементы «языка» не обладают смыслом и значением. Режим сознания (источник смыслообразования) имеет невербальную (и незнаковую) природу. «Знак» выделяется условно (так, невозможно определить, какие и сколько «знаков» содержится в любом произвольно избранном фонетическом или графическом комплексе). «Знак» не может самостоятельно осуществлять референцию (на что-то конкретное указывать) вне смыслообразующего семиотического воздействия, производимого конкретным обладателем сознания (семиотическим актором)[8]. Парадокс лингвистического знака («осмысленная речь состоит из слов, каждое из которых не имеет определённого смысла») разрешается презумпцией, что производиться и пониматься в относительном тождестве могут только личные коммуникативные (семиотические) поступки, в которые данным коммуникантом вовлекается набор «знаков» и каналов, сочтённый эффективным для эксплицирования акционального режима сознания в данном воздействии («наделение пустого „тела знака“ значением в личном семиозисе»)[9]. В семиотическом действии могут отсутствовать некоторые знаковые каналы (в том числе вербальный), но непременно присутствует воздействующий коммуникант (семиотический актор) с собственным обнаруживаемым и понимаемым режимом сознания (источником смыслообразования). Семиотическое воздействие (коммуникативный акт), феномен более обширный и многофакторный (многоканальный), чем вербальное предложение, жест, демонстрация и пр., не идентичен набору «знаков», условно выделяемых во всегда комплексном воздействии. Любой условно обособляемый «знак», в том числе «звук», «слово», «предложение», является «намёком» на производимое коммуникативное воздействие, рассматривается как один из параметров («следов») действия, производимого актором и понимаемого интерпретатором. Конкретное действие, необходимое коммуниканту для изменения данного status quo в постороннем сознании, разрешает проблему новизны и актуальности словосодержащего коммуникативного поступка, отвечает на вопрос «зачем в очередной раз говорить на известном всем „языке“?»[10].

Вербальный «язык», традиционно понимаемый как «грамматика плюс словарь», в рамках коммуникативной модели признаётся искусственной мнемотехнической схемой (вариативной по степени подробности, используемым целям и методам исследователей), имеющей практическое значение и изначально предназначенной для упрощения усвоения «неродных» коммуникативных клише («иностранного или устаревшего родного языка»). Согласно коммуникативной модели, основанием традиционной концепции «языка» является спонтанная ошибочная констатация, что в процессе естественного словосодержащего общения произносятся и понимаются единообразные «слова» («звуки речи», фонетические элементы, смысло-формальные единства), общие для всех участников коммуникативного коллектива, имеющие «значения», в то время как смыслообразующими могут быть только семиотические действия, содержание которых локализовано в отделённых от слов конкретных когнитивных состояниях; в процессе общения произносятся не слова, а производятся многофакторные коммуникативные воздействия, словосодержащие или не содержащие слов[11].

Коммуникативная модель констатирует, что единство теоретического и практического владения вербальным «языком» отсутствует среди «носителей»; производиться и пониматься могут не только слово(звуко)содержащие, но и другие всегда комплексные (многоканальные, полимодальные) семиотические действия коммуникантов; элементы «языка» не обнаруживают семантического тождества в автономных позициях («для любого слова нужен коммуникативный контекст»). Концепция «системы смысло-формальных единиц» (вербального «языка»), таким образом, признаётся неэффективной для моделирования естественного словосодержащего семиозиса. Вместо грамматики и словаря в сознании аутентичного «носителя» присутствуют в некотором объёме вербальные (и иные) клише, входящие в состав знакомых ему коммуникативных воздействий (коммуникативных синтагм). Поскольку в естественной коммуникации эксплицируются и понимаются незнаковые (невербальные) режимы сознания, концепция вербального «языка», построенная на принципе «слово-значение», утрачивает свой объяснительный потенциал в трактовке семиозиса. Словосодержащие (знакосодержащие) действия интерпретируются так же, как некоммуникативные действия: в обоих случаях понимается обладатель сознания, интериоризируемый интерпретатором. Приблизительная типология словосодержащих коммуникативных синтагм, наблюдаемая в различных сегментах коммуникативной практики, даёт основания для создания грамматик и словарей, имеющих важное практическое (мнемотехническое) значение в лингводидактике, в том числе для усвоения чужой коммуникативной типологии («иностранного языка») и для обучения условным правилам «письма на языке».

Следствия коммуникативной модели

Семантическая нетождественность (пустота) автономных знаков и «языка», а также акциональность («воздейственность») семиотической процедуры, постулируемые в коммуникативной модели («производиться и пониматься может только личное семиотическое воздействие на основе акционального режима сознания актора»), вносят существенные коррективы в понимание смысла, значения, когнитивного и знакового процессов, слова, синтаксиса, семантики, «языковой системы», интерпретации, неологизмов, предикации, текста, дискурса, этимологии, чтения и письма, логических парадоксов, «языковой картины мира», «языкового сознания», лжи, детской речи, конкретных слово-(знако-)содержащих случаев и практик[12] и пр. Вводятся понятия семиотического (воз)действия, коммуникативной синтагмы, клише, коммуникативного рыскания, актуальных множеств, коммуникативной определённости смыслообразования, неопределённости автономного знака, акциональности, акционального режима сознания, «неаристотелевской» акциональной логики (логика воздействий, вместо «логики существования»)[13] и пр.

Коммуникативная модель вбирает динамические элементы существующих интерпретаций семиотического процесса и одновременно обособляется от лингвистических, психологических и философских концепций, в которых статичные понятия «язык» и «знак» («единство предметного тела и значения») используются как модули построения концептуальной схемы (Платон, Аристотель, Декарт, Гумбольдт, Пирс, Соссюр, Моррис, Волошинов, Бахтин, Остин, Витгенштейн, Сёрль, Хомский, Лакофф, А. Н. и А. А. Леонтьевы, Барт, Хайдеггер, Ю. С. Степанов, Хабермас и мн. др.). Ряд экспериментов и экспериментов-наблюдений иллюстрируют основные положения коммуникативной модели («Удар локтем», «Точка смеха в анекдотах», «Запись последовательности символов по памяти», «Одно слово», «Оперирование с предметами по инструкции», «Передвижение курсора словом», «Формирование актуальных множеств», «Восстановление привычной орфографии», «Предложение воды», «Просмотр видеонарратива без слов»[14] и др.).

Ценностными ориентирами коммуникативной модели выступают онтологический приоритет сознания и личности, динамический аспект мышления и семиозиса, когнитивный реализм (присутствие активного сознания, или «когнитивной призмы», в любом семиотическом процессе), отрицание детерминизма предметного знака (постулируется «назначенность тела и значения „знака“ в данном мыслимом воздействии»), субъектность и акциональность смыслообразования («смысл семиозиса — планируемые данным коммуникантом изменения внешнего когнитивного состояния, а не отражение реальности»), свобода когнитивных процедур, опосредованность семиотических (коммуникативных) воздействий, преодоление мифологического, этнического, националистического, узкопрофессионального, экзальтированного, конфессионального, языкового мышления.

Коммуникативная модель обнаруживает интердисциплинарную направленность, затрагивает области знания, в которых теоретизируются семиотические воздействия, различные практики создания актуальных множеств (понятий, объектов, единств, зависимостей), когнитивный процесс, вопросы деонтологии, аксиологии и этиологии интерсубъектных взаимодействий (лингвистика, философия, логика, литературоведение, психология, история, теология, теория искусства и др.).

Примечания

  1. ↑ Вдовиченко А. В. Атомистический принцип в концептуализации естественного вербального процесса: телесность алфавита и «языка» // Вопросы философии 2014 № 6 С. 39-52. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 11 июля 2021 года.
  2. ↑ Vdovichenko A. From Relative Words to Universal Acts. The Limit in Studying «Language». Proceedings of the 39th SLE (Societas Linguistica Europaea) Congress, Bremen, 2006. P. 32-33. Дата обращения: 20 апреля 2020. Архивировано 31 января 2020 года.
  3. ↑ Вдовиченко А. В. Факт сознания и коммуникативное действие: краткий эксперимент // Вопросы психолингвистики 2 (40) 2019. С. 30-41. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 9 июля 2021 года.
  4. ↑ Вдовиченко А. В., Тарасов Е. Ф. Вербальные данные в составе коммуникативного действия: язык, текст, автор, интерпретатор // Вопросы психолингвистики 2017 № 4 (34). С.. 22-39. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 9 июля 2021 года.
  5. ↑ Вдовиченко А. В. Текст и дискурс в свете коммуникативного смыслообразования //Слово.ру: балтийский акцент. 2017. Т. 8, № 4. С. 5—15. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 9 июля 2021 года.
  6. ↑ Вдовиченко А. В., Тарасов Е. Ф. Вербальные данные в составе коммуникативного действия: язык, текст, автор, интерпретатор // Вопросы психолингвистики 2017 № 4 (34). С. 22-39. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 9 июля 2021 года.
  7. ↑ Vdovichenko A. If language is impossible to understand, what is understandable? 4-th American Pragmatics Association (AMPRA) Conference, University at Albany-NY, US, November 1-3, 2018. Дата обращения: 20 апреля 2020. Архивировано 9 июля 2021 года.
  8. ↑ Вдовиченко А. В. Порождение знака. О коммуникативной концепции семиозиса, в сб.: Образы языка и зигзаги дискурса. Сборник научных статей к 70-летию В. З. Демьянкова. М.: Культурная революция, 2018. С. 143—155. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 14 июля 2021 года.
  9. ↑ Вдовиченко А. В. Вера в знаки: об элементах семантического и лингвокультурологического исследования, в сб.: Лингвокультурологические исследования. Логический анализ языка. Понятие веры в разных языках и культурах. М.: Гнозис, 2018. С. 802—809. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 10 июля 2021 года.
  10. ↑ Vdovichenko A. Meaningful action, meaningless language. Why communication cancels language as an effective theoretical tool / Book of abstracts of the 2nd International Conference «Semiosis in Communication. Differences and similarities», National University of Political Studies and Public Administration (NUPSPA), Bucharest, 14-16 June, 2018. Дата обращения: 20 апреля 2020. Архивировано 14 января 2020 года.
  11. ↑ Вдовиченко А. В. С возвращением, автор, но где же твой текст и язык? О вербальных данных в статике и динамике // Часть 1. Вопросы философии. 2018. № 6. С. 156—167; Часть 2. Вопросы философии. 2018. № 7. С. 57-69.
  12. ↑ Вдовиченко А. В. Коммуникативный ажиотаж стиха. Заметки о природе поэзии. — Монография. М.: Индрик, 2018. — 152 с. ISBN 978-5-91674-513-9. Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 14 июля 2021 года.
  13. ↑ Вдовиченко А. В. Смыслообразование в логических парадоксах: принцип коммуникативной определенности // Часть 1. Вопросы философии 2020 № 2. С. 71-85; Часть 2. Вопросы философии 2020 № 3. С. 107—118; Часть 3. Вопросы философии 2020 № 4. С. 143—160. Дата обращения: 20 апреля 2020. Архивировано 3 марта 2020 года.
  14. ↑ Рубрика «Эксперименты». Дата обращения: 15 апреля 2022. Архивировано 11 июля 2021 года.

Ссылки