Несколько слов обо мне самом

Перейти к навигацииПерейти к поиску
Несколько слов обо мне самом
Жанрстихотворение
АвторВладимир Маяковский
Язык оригиналарусский
Дата первой публикации1913
Логотип Викитеки Текст произведения в Викитеке

Несколько слов обо мне самом — стихотворение Владимира Маяковского, известное также по первым (наиболее эпатажным в творчестве поэта) строчкам «Я люблю смотреть, как умирают дети», вошедшее в его дебютный сборник «Я» (в котором оно называлось «Теперь про меня»).

Содержание стихотворения

«Несколько слов обо мне самом» вместе со стихотворениями «Несколько слов о моей маме» и «Несколько слов о моей жене» образуют своего рода триптих, лирическим героем которого, вероятно, является божество. Об этом, в частности, писала и Лиля Брик, впрочем, она свела смысл стихотворения к отрицанию ценности жизни: «Чем раньше умрёт человек, тем лучше», — такое понимание «Нескольких слов обо мне самом» достаточно распространено[1][2].

Дмитрий Быков пишет, что лирический герой этого стихотворения — «доведённый до отчаяния гностический Бог, которого провозглашают ответственным за всё и вся — в то время как он ничего не может сделать, ибо есть вещи, находящиеся вне его власти» и отмечает, что стихи, написанные от имени богочеловека — нередкое явление в творчестве Маяковского 1913—1920 годов[К 1][3].

Страницы 14—15 сборника Маяковского «Я»

Другую трактовку стихотворения приводят Григорий Амелин и Валентина Мордерер — они считают, что пресловутая строчка написана от имени ветхозаветного Бога, но Маяковский не ассоциирует себя и своего героя с ним, но бросает вызов этому божеству. С этой точки зрения, стихотворение написано на два голоса, и реплика героя, с которым отождествляет себя поэт, начинается со слов «А я». Он видит себя новым мессией нового солнечного божества «Солнце! Отец мой! Сжалься хоть ты[К 2] и не мучай!» «Я вижу, Христос из иконы бежал» «Время! Хоть ты, хромой богомаз, лик намалюй мой в божницу уродца века!». Амелин и Мордерер сравнивают «Несколько слов обо мне самом» с «Пророком» Пушкина: «Происходит язычески-парадоксальное причащение Святых Тайн — тела и крови Христовой, вина и хлеба („неба распухшего мякоть“, „пролитая кровь“). Как и пушкинский Пророк, герой Маяковского — на перепутьи. Но с этого перепутья Маяковский уходит вооруженный не только божественным глаголом, но и… смехом»[1].

Несколько по другому расценил «скандальное признание» поэта Александр Гольдштейн. Он посчитал, что Маяковский говорит не просто от своего лица, но от лица поэта и художника как такового, от имени самой культуры. В своей книге «Расставание с Нарциссом» Гольдштейн пишет, что Маяковский этой строчкой «сдвигает священный архетип русской литературы… других культур — архетип умирающего дитяти, ребенка-страдальца. Постоянно изображая его смерть, старая культура тоже очень любила смотреть, как умирают дети: смертями невинных детей переполнено мировое искусство, а прошлое столетие сделало из этой темы свой фирменный специалитет — Диккенс, всевозможные сентиментальные народолюбцы-идеологи, замороженные трупики-гробики у передвижников» «перенеся жалость <…> с дитяти на самого поэта <…> одновременно умирающего и глядящего со стороны на чужую-свою гибель»[4].

Высказывалась также версия, что под «умирающими детьми», которых хоронят в «гроба томе», Маяковский изначально понимал свои опубликованные (и тем самым — отданные на потеху толпе, а то и убитые) стихи. В её обоснование приводится цитата из другого стихотворения трилогии — «Нескольких слов о моей жене»: «ведь это ж дочь твоя — моя песня в чулке ажурном у кофеен!», а также тот факт, что текст ранней редакции стихотворения 1913 года заметно отличается от известной широкой читателю более поздней версии, в которой автор усилил религиозно-мессианские мотивы[2]. Впрочем Г. Амелин и В. Мордерер также обратили внимание на то, что ещё Сергей Бобров указал своём отзыве 1913 года на заметное в этом стихотворении влияние Анненского[5], и анализируя интертекстуальные связи указали на двустишье последнего: «Но я люблю стихи — и чувства нет святей: Так любит только мать, и лишь больных детей», а также на сравнение у Мандельштама книги с телом больного ребёнка[К 3][1].

Примечания

  1. В качестве последнего обращения к богочеловеческому у автора Дм. Быков называет Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче
  2. В этом „хоть ты“ Амелин и Мордерер видят противопоставление Солнца в роли Бога-отца Богу ветхозаветному, наслаждающемуся зрелищем земных страданий.
  3. «Некоторые страницы сквозили, как луковичная шелуха. В них жила корь, скарлатина и ветряная оспа» О. Мандельштам. Египетская марка

Источники

  1. 1 2 3 Амелин и Мордерер, 2001.
  2. 1 2 Морева, 2012.
  3. Быков, 2016.
  4. Гольдштейн, 2011.
  5. Футуристы. Первый журнал русских футуристов. — Directmedia, 2015. — С. 168-169. — 196 с. — ISBN 978-5-4475-0132-7.

Литература