Эта статья входит в число избранных

Праздничное шествие с песней. Коляда

Перейти к навигацииПерейти к поиску
Ефим Честняков
Праздничное шествие с песней. Коляда. После 1917 года
Холст, масло. 96 × 213[1][2] см
Государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, Кострома
(инв. КМЗ КП-2719[1])

«Праздничное шествие с песней. Коляда» (обычно упоминается в научной литературе и средствах массовой информации как просто «Коляда») — картина российского и советского художника Ефима Честнякова (псевдоним Евфимия Васильевича Самуилова). Полотно — одно из наиболее значительных и известных произведений художника, датируется отдельными искусствоведами периодом непосредственно после Октябрьской революции 1917 года[3]. Оно изображает древний обходной славянский обряд колядования[1]. Некоторые исследователи связывали картину с работой Честнякова с подростками в рамках программы разработанной им самим «Универсальной культуры»[4][5]. Ключевым звеном её являлся детский театр, в котором художник был одновременно сценаристом, режиссёром, композитором и музыкантом, а также актёром театрализованного представления, в котором принимали активное участие зрители-односельчане[6]. Эти исследователи предполагали, что, возможно, полотно представляет не сам обряд, а театральную инсценировку по мотивам этого обряда, сочинённую, поставленную и оформленную Честняковым[7].

Картина входит в коллекцию Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника. В настоящее время она экспонируется в Романовском музее на постоянной выставке «„Моё забытое, родное…“ (творчество Ефима Васильевича Честнякова)»[1][2]. Картина «Праздничное шествие с песней. Коляда» поступила в музей в чрезвычайно ветхом состоянии, но была восстановлена сотрудниками Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени И. Э. Грабаря[8][1][9].

Советский журналист Лариса Голушкина, писавшая на темы краеведения и искусства, называла полотно «Праздничное шествие с песней. Коляда» самым поэтичным в творчестве художника[10]. Картина была неоднократно представлена на отечественных и международных выставках[11][12].

История создания и судьба картины

Датировка и название картины

Картина «Коляда» не подписана и не датирована автором, что характерно для большинства работ Ефима Честнякова[1][Прим 1]. Каталог выставки картин и графики Ефима Честнякова в Риге в 1983 году осторожно указывал, что представленные на ней работы художника, включая «Праздничное шествие с песней. Коляда», написаны, вероятно, в 1910—1930-х годах[14]. Принято считать, что к концу 1930-х годов Честняков прекратил занятия живописью и полностью сосредоточился на литературе и работе с детьми[15][16].

Директор Костромского государственного художественного музея Виктор Игнатьев в монографии о творчестве художника относил картину «Коляда» к периоду сразу после Октябрьской революции 1917 года. Культурная жизнь Кологрива в это время оживилась, в 1918 году открылся музей Дворца пролетарской культуры, при нём работала художественная студия, читались лекции по истории искусства, вышел первый номер журнала «Жизнь искусства»[3]. В это время Честняков активно участвовал в общественной и художественной жизни: в 1918—1920 годах был членом Костромского научного общества по изучению местного края, с ноября 1919 года стал принимать участие в работе Дворца Пролеткульта, преподавал в его художественной студии и организовал театральную студию, в Шаблово он создал «Детский сад», где дети занимались художественным творчеством, трудился в нём директором, учителем и воспитателем, стал народным заседателем волостного суда и выполнял его обязанности до 1925 года[17]. К этому же времени Виктор Игнатьев относил самое значительное полотно художника «Город Всеобщего Благоденствия», а также небольшие картины «Двое у избушки», «Девушка, играющая на свирели», «Юноша и девушка у ручья», «Свидание», «Крестьянские дети», «Белошвейка»[18]. Общие черты для картин этого периода, по мнению Игнатьева, — отражение жизни на основе принципов народного искусства, с помощью метода «идеализирующей типизации действительности», сочетание новаторства с реализмом. Особое значение приобрели рациональная организация замкнутого пространства, устойчивая архитектоника композиции, внепленэрный способ изображения света, повтор как конструктивный принцип создания произведения, попытка передачи внутренней закономерности и организованности мира[19][20].

Судьба полотна

После создания картина находилась дома у художника в деревне Шаблово (с 1930 года он свои картины больше не выставлял и не продавал[16]), где у него кроме неё была целая серия небольшого размера полотен, которые Честняков называл «Колядками». Учительница из кологривской средней школы, побывавшая в своё время в гостях у Честнякова, рассказывала в 2015 году сотрудникам Костромского музея-заповедника именно об этих работах:

"Ну вот картины — стена, так вот проход туда дальше, в другую комнатку ещё. Там довольно и по стене висели картинки небольшого формата. Ну вот примерно четвёртая часть скатерти-то (показывает на столе). Вот такого примерно формата. Все [картины] друг с дружкой вплотную-вплотную-вплотную, все-все-все-все! Он [художник] мне и говорит: «Ну вот, это „Колядки“! Поди слыхивала колядки-то?» Я слыхивала, что бывают колядки, но что они представляют, не знаю (шёпотом). Я говорю: «Слыхивала, что бывают колядки! Но никогда не видывала!» — «Ну вот, смотри!» — показывает мне"

— Экспедиционные записи о Е. В. Честнякове. Кологривский район Костромской области (записаны и опубликованы Е. А. Самоделовой[21]

Изображение обряда колядования присутствует и в одном из литературных произведений художника — в рассказе «Ручеёк»[22].

После смерти Ефима Честнякова в 1961 году районный отдел культуры отказался принять на хранение в музей картины, скульптуры и рукописи художника. Его произведения воспринимались как наивные картинки, не представляющие искусствоведческого интереса. Они оставались некоторое время в опустевшем доме художника в Шаблове. Картины и скульптуры стали уносить сначала деревенские дети, а затем и их родители[23]. Некоторые односельчане считали Ефима Честнякова святым и провидцем, верили, что его вещи могут принести исцеление от болезни[24]. У одних полотна художника висели в красном углу рядом с иконами, у других — хранились в холодных горницах или чуланах[25].

Реставратор Сергей Голушкин писал позже о состоянии картины «Праздничное шествие с песней. Коляда» после её приобретения музеем: «Тонкий холст под тяжестью красочного слоя рвался на части. Е. Честняков сшивал их суровыми нитками через край, по живописи, а чтобы не было видно швов, прописывал красками по ниткам. С оборота подклеивал куски ткани, клеёнки»[Прим 2]. Реставраторы вынуждены были дублировать холст на новое полотно[1][9], после этого он был натянут на подрамник. При реставрации «Коляды» использовались натуральные материалы — рыбный клей и воско-канифольная мастика, которыми картина обрабатывалась с лицевой и оборотной стороны. Галушкин отмечал, что реставрация доставила сотрудникам Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени И. Э. Грабаря как профессиональное, так и эстетическое удовлетворение[8].

По степени сложности реставрации Голушкин ставил картину «Праздничное шествие с песней. Коляда» на первое место среди всех работ художника: она была написана на наиболее тонком холсте пастозными красками, которые, напротив, требуют максимально толстого полотна; подрамника у картины не было, поэтому холст дал сильную усадку, образовались складки, захватившие и красочный слой, что сделало их жёсткими и практически нераспрямляемыми; описанные процессы стали происходить ещё при жизни самого художника и к началу реставрационных работ зашли уже чрезвычайно далеко. Добавлялись также общие проблемы полотен художника: он их часто перевозил, существовали утраты авторского красочного слоя, копоть и пыль въелись в краску, сами крестьяне, ставшие владельцами картин художника после его смерти, неудачно пытались их подновлять[9].

Картина и подготовительные работы к ней в коллекции Романовского музея

Зал Честнякова в Романовском музее

Техника исполнения картины «Праздничное шествие с песней. Коляда» — масляная живопись по холсту. Размер полотна — 96 × 213 см[1][2][11]. Картина входит в коллекцию Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника (инвентарный номер — КМЗ КП-2719[1][2][11]). В настоящее время она экспонируется в Романовском музее на постоянной выставке «„Моё забытое, родное…“ (творчество Ефима Васильевича Честнякова)». Картина была неоднократно представлена на отечественных и международных выставках. Так, в каталоге персональной выставки художника, состоявшейся в 1977 году в Москве (Выставочный зал в Кадашах) и Костроме (Музей изобразительных искусств), она значится под номером 39[11], она также упоминается в Каталоге персональной выставки Честнякова, изданном в 1983 году в Риге[12]. В ноябре 2005 — январе 2006 годов она была представлена на выставке в Казани (Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан)[26].

«Праздничное шествие с песней. Коляда» в экспозиции Романовского музея Костромы, лето 2019

Кандидат культурологии Игорь Шаваринский в своей диссертации упоминает эскиз к картине «Коляда», также находящийся в коллекции Костромского музея-заповедника (КМЗ / КХМ КП-6377)[27]. На нём различим образ Тетеревиного короля, который отсутствует в окончательном варианте картины «Коляда», но стал центральным на другой картине художника — «Тетеревиный король» (масляная живопись по холсту, 71,5 × 85,5 см, реставратор Е. Малягина, КМЗ КП без номера[28])[29]. Каталоги выставок художника 1977 и 1983 года упоминают ещё два эскиза к картине «Коляда», представленные в их экспозиции: «Гости» (бумага, акварель, 36 × 55 см, КМЗ КП-502) и «Славят» (бумага, акварель, 36 × 45 см, КМЗ КП-501)[30][31]. Сергей Голушкин отмечал, что в отличие от многих художников, которые вносят изменения в окончательный вариант изображения на холсте, накладывая один красочный слой на другой, Честняков делал большое количество предварительных этюдов и эскизов и только после этого начинал работу над холстом[8].

Игнатьев и Трофимов упоминали, что в записных книжках художника неоднократно встречаются наброски картины «Коляда», по мнению авторов книги, это свидетельствует о том, что Честняков «постоянно носил в себе главную и важную мысль, которую хотел как можно точнее выразить в художественных образах»[32].

Изображение на картине и его художественные особенности

Действие картины происходит 18 августа по старому стилю (по новому — 31 августа[Прим 3]), в день мучеников Флора и Лавра[1][33]. На этот день в русской деревне приходился обряд колядования. Участники обряда переодевались в козу, коня, корову, медведя. Они ходили по деревне и в песнях желали односельчанам хорошего урожая, богатства, детей, требовали соблюдения традиций. От хозяев посещённых домов его участники в обмен на песни получали подарки[34].

На первом плане картины перед зрителем предстают непосредственные участники колядования. Они возносят хвалу Коляде и желают хозяевам счастья. В центре — мальчик с гармошкой и девочка с подсолнухом (по предположению Катковой, девочка — сама Коляда), рядом с ней справа — два спутника: мальчик с гармошкой и мальчик, играющий на рожке. С левой стороны от центрального персонажа стоит рында с бердышом[Прим 4] и в шапочке, которая напоминает шлем. Тем не менее он, как и другие участники обряда, изображён босым, а его одежда в заплатках. Старший научный сотрудник отдела образовательных программ Костромского музея-заповедника О. Н. Румянцева считала, что цветок (по её мнению, это ромашка) в руках девочки является символом солнца. Жители деревни собрались к нему, чтобы помочь солнцу в трудное для него время. Для борьбы со злыми силами на переднем плане, по мнению Румянцевой, изображён рында с оружием в руках[35][7]. Ещё дальше — старик с посохом и наполненной дарами корзиной. По предположению С. С. Катковой, стражник охраняет дары, которые несёт старец[7][Прим 5].

Внешние изображения
Полный текст надписи на картине «Праздничное шествие с песней. Коляда» в расшифровке С. С. Катковой[37]

На изображённых на переднем плане участников обряда направлено внимание остальных жителей деревни — детей и взрослых. Светлана Каткова предположила, что эта часть полотна является натурным изображением[38]. На втором плане сразу за участниками обряда в толпе стоят женщины, а ещё дальше — мужчины. Слева в окне избы — семейный портрет: отец, мать, их сын и дочь. Девочка облокотилась на подоконник и положила голову на ладонь левой руки, она мечтательно глядит вверх, мальчик «подбородком опирается на кулачки» и с любопытством смотрит вниз — на колядующих. Над ними видны лица родителей[37][39]. Под окном — группа детей разного возраста, наблюдающих колядование. Дальше к центру — высокое крыльцо, на котором мать с дочкой облокотились на парапет, справа от них уселся на парапет мальчик, сосущий палец, а слева — другой мальчик встал в полный рост на этот же парапет. За ними виднеются взрослые[40]. В этой части полотна на брёвнах избы художник написал текст колядки[37]:

* Фрагмент текста надписи на полотне в расшифровке С. С. Катковой[Прим 6]
«…И взошла Коляда

К Дорофею во двор;
Дорофеев двор —
На три терема!
На три терема,
На три горницы, —
Под окошками
Вьются горлицы.
Под окошками
Дивный сад цветёт;
Ходят курочки,
Петушок поёт!
Во первом-то терему
Это месяц светлый —
Сидит сам господин
Дорофей Иванович!
Во втором-то терему
Это солнце ясное —
Сидит сама госпожа
Дарья Трифоновна!
А в третьем-то терему,
Как цветочки во саду,
Малы деточки —
Ясны звёздочки!
У окошечка сидят,
Добрым людям говорят:
«Ай, жить бы вам да не стариться!

В мире честным трудом вечно славиться!…»[38]
Житные духи на картине «Коляда»

Из переулка бегут опоздавшие мальчик и девочка[38]. На правой части полотна изображён богатый двор с большим каменным домом и колоннами вдоль фасада. Они разделяют здание на три вертикальных ряда изображений (в ряду находится по три изображения). В верхнем горизонтальном ряду находятся три поясных портретных изображения: Дорофей Иванович, его жена Дарья Трифоновна и их пятеро детей. Все они сидят у окна, положив руки на подоконник, занавески, подобно сценическому занавесу, служат фоном для персонажей. Перед изображёнными в окнах дома на подоконниках стоят чаши с ягодами. Под портретом отца находится изображение трёх высоких стогов, рядом — овин для сушки перед обмолотом и ток, где зерно засыпают в мешки. Нижняя картина в этом вертикальном ряду закрыта яблоней с уже созревшими красными яблоками, вокруг которой летают горлицы[41]. Под портретом Дарьи Тимофеевны находится изображение сцены ухаживания за ней ещё юного Дорофея. Дарья — в образе девочки с прялкой на завалинке, а рядом с ней её будущий супруг — подросток. К избушке ведут две дороги, к лежащей на лугу козочке приближается козлик (которые дублируют сцену ухаживания)[42]. Ещё ниже, в окне видны фигурки домовых: «дедушко-домоведушко, соседушко, кикимора (?)». По предположению Катковой, это — «житные духи»[Прим 7], которые стерегут дом и жито (но, если о них не проявляют заботу хозяева дома, то они, напротив, похищают их имущество)[43]. В интерпретации Виктора Игнатьева, который основывался на воспоминаниях художника о своём детстве, житные духи — соседушко, кикимора и лизун. Если соседушко и кикимора живут на подволоке и под подволокой, а также под лестницей, то лизун живёт за квасницей, в трубе и в овине[44]. По мнению Игнатьева и Трофимова, введение в сюжет «Коляды» никак с ней не связанных сюжетно лизуна и кикиморы усиливает фольклорное начало[20]

Сцена под групповым портретом детей изображает их летом на лугу на спуске с горы. Дети играют «на дудочках, свирельке, свистульках и только одна нарядная девчушка пляшет». На самой нижней части этого вертикального ряда из небольшого окна хлева высунулась мордочка белой козы, которая считалась символом плодовитости[45]. Под домом «Ходят курочки, Петушок поёт». Вокруг них двенадцать цыплят[43].

Композиция картины

Светлана Каткова отмечала, что художник обычно вводил в композицию своих полотен надпись, как в старинных русских народных лубках. Если в некоторых картинах («Наш фестиваль», «Свахонька любезная…»), она играет роль сопроводительной надписи, то на картине «Коляда» надпись заполняет «целые столбцы в половине полотна». Такое использование текста Каткова сопоставляла с приёмами художников-авангардистов начала XX века, которые наклеивали на холст этикетки и газетные заголовки, включали тексты в саму живописную фактуру картин[46].

По другому оценивал роль надписи на картине Игнатьев. Он считал, что надпись помогает зрителю глубже понять смысл полотна и расшифровывает некоторые его художественные образы. Игнатьев обращал внимание на то, что текст буквально воспроизводит изображение[47][48]. Так, над изображением Дорофея Тимофеевича действительно сияет «ясный месяц», а над пятью детьми, выглядывающими из окна, — «ясны звёздочки»[48].

Советский искусствовед Игнатьев выделял в картине «Коляда» три части: слева изображения, связанные с деревенской избой, справа — композиция, центром которой является трёхъярусный белокаменный терем, а в центре — толпа крестьян, «вливающихся» на деревенскую площадь. Игнатьев обращал внимание, что художник выбрал позицию наблюдателя с некоего невидимого зрителям возвышения сверху и впереди изображённой им площади. Это позволяет ему запечатлеть максимально возможное пространство — не только крестьян, пришедших на площадь, но и мальчика с девочкой, которые бегут по переулку, находящемуся за площадью. При изображении неодушевлённых объектов Честняков применяет приём, использованный также в картине «Город Всеобщего Благоденствия», — он изображает только часть предмета (например, деревенской избы), позволяя зрителю дорисовывать данный объект в своём воображении[49].

Лариса Голушкина выделяла в картине две части: одна, по её мнению, воспроизводит обряд колядования, а другая — сцены труда и отдыха крестьян. При этом изображения праздника и изобилия на полотне она считала теми самыми пожеланиями, с которыми дети обращались к односельчанам[50].

Колористическое решение полотна

Светлана Каткова отмечала, что контур-обводка идёт у художника на этой картине не только вокруг лица, но им выделены ещё и нос, глаза, рубаха, платок, тем не менее он «не только не мешает, а даже не запоминается». Контур воспринимается лишь как тень, передающая объём тела персонажа[51].

Виктор Игнатьев отмечал единство цветовой тональности картины. В сочетании красок отсутствует какой-либо конфликт, нет направленного движения к какой-либо доминанте, цветовые акценты приглушены. Красочные пятна художником намеренно локализованы, они не вступают во взаимодействие с расположенными рядом, как это принято в пленэрной живописи. Честняков обвёл каждое из них тёмной линией, что сделало их изолированными друг от друга. При этом красочные пятна включены в общую цвето-плоскостную композицию. Ведущим является изумрудно-зелёный цвет. Такая гамма создаёт особый эмоциональный настрой, отличающийся спокойствием и торжественностью, которую советский искусствовед сравнивал с исполнением многоголосной русской народной песни в тёплый летний вечер[52].

Советские и российские искусствоведы о замысле художника

Российский искусствовед Светлана Каткова разделила все картины Честнякова на две большие группы. Картины первой группы, по её мнению, посвящены традиционным обычаям и обрядам Костромской губернии, в основе картин второй группы лежат сочинённые самим художником сказки. Их сюжет разворачивается в реальном мире родной деревни художника. Обе группы картин обычно изображают какое-то театральное представление из тех, которые ставил художник с деревенскими детьми. Искусствовед, отталкиваясь от этого, считала, что на картине «Коляда» Е. Честняков изобразил, «как дети, в театральном действии представляя обряд, познают культуру народа, а художник в дополнение, через символику, знакомит их с идеей Семьи как основной ценностью Жизни»[4]. Прославление Солнца соотнесено с семьёй, а картина, по мнению Катковой, посвящена взаимосвязи Солнца и Семьи, которые обеспечивают людям мир и благополучие. Честняков не сумел создать собственной семьи и считал эту тему (любовь, выбор невесты, свадебный обряд, единство семьи) важной, неоднократно возвращался к ней в своих литературных и живописных произведениях[53].

По мнению Катковой, на картине предстаёт не сам обряд, а его воплощение на сцене, эпизод из работы художника с подростками по программе так называемой «Универсальной культуры», которую он разработал[4][Прим 8]. Ключевым звеном её был детский театр: «Сам он был и сценаристом и режиссёром, композитором и музыкантом, исполнителем многих ролей театрализованного представления, в котором и зрители и действующие лица составляли нечто единое»[6]. У старика на переднем плане борода явно накладная и является частью актёрского реквизита, его руки и ноги принадлежат ребёнку и не соответствуют по размеру конечностям взрослого человека. Отличаются они и постановкой, характерной для детей[7]. Подсолнухи, цветы, деревце, по мнению Светланы Катковой, склеены из бумаги и ярко раскрашены, они взяты из реквизита фестивалей художника[54].

В персонаже первого ряда справа (с гармошкой под мышкой), который резко выделяется городским костюмом, галстуком, городской кепкой, отсутствием бороды, Каткова увидела режиссёра, поставившего это представление, — самого Ефима Честнякова (правда, она оговаривает, что по утверждению И. А. Серова, близко знакомого с художником, тот признавался, что никогда не изображает себя на собственных картинах)[38][Прим 9].

Каткова считала: Честняков понял, что старинные костромские обряды исчезают под напором новой жизни, и решил сохранить их на своих полотнах. Художник сам участвовал в деревенских праздниках, просил деревенских стариков рассказывать об обрядах, затем он вместе с детьми разыгрывал обрядовое театрализованное представление перед взрослыми[56].

Виктор Игнатьев писал, что в картине нашла выражение суть художественного мировоззрения Честнякова. По его мнению, на полотне изображён всё-таки сам обряд колядования — исполнение песен, связанных с весенним циклом плодородия, которые распевали ходившие по деревне подростки. В песнях содержались пожелания благополучия щедрым и предсказание разорения скупцам[57]. Игнатьев считал, что картина вобрала в себя целый ряд лейтмотивов, характерных для творчества Честнякова: юноша с гармошкой в центре напоминает фигуру из картины «Наш фестиваль», девочка с подсолнухом — персонаж из картины «Свадьба», мальчик с дудочкой вновь повторяет образ из «Нашего фестиваля». Искусствовед обнаруживал на картине также персонажей полотен «Женщины и дети», «Слушают гусли», «Праздничное шествие. Мир»[58][59].

Игорь Шаваринский, цитируя исследователей творчества художника, писал, что на картине Честняков «мог запечатлеть эпизод из своей работы с детьми по программе Универсальной культуры». Ефим сам обычно играл на гармони, а необычно наряженные дети играли на глиняных свистках и дудках, били в бубны и звенели колокольчиками[33]. Ученица Честнякова Нина Румянцева, которая участвовала в колядовании, будучи девочкой, вспоминала спустя годы, что дети любили колядовать с художником. Одна девочка, по её словам, была одета Солнышком — в цветной широкой юбке и с короной на голове. Детям художник раздавал музыкальные инструменты, а сам играл на гуслях, колокольцах или гармошке. Дети ходили по дворам, пели и плясали[50]. По мнению самого Шаваринского, полотно, в силу своего значительного размера, как и некоторые другие картины художника, могло служить задником (декорацией) для театральных представлений, поставленных художником[60]. Он считал, что это полотно перекликается с картиной «Наш фестиваль»[33].

Автор биографического очерка о Честнякове в справочнике «Любительское художественное творчество в России XX века» доктор искусствоведения К. Г. Богемская осторожно пишет, что художник в картине «Коляда» пересказывает фольклорные сюжеты. Отдельно от этого она сообщает о создании Честняковым детской театральной студии, но не устанавливает связь между этими двумя событиями[61].

Картина «Коляда» в художественной литературе

В книге советского и российского детского писателя Льва Кузьмина «Чудесное яблоко» глава VII рассказывает о том, как Ефим Честняков впервые представляет своим односельчанам новую картину «Праздничное шествие с песней. Коляда» во время своего очередного «фестиваля»: «А Ефим светлую рогожу с тележки смахнул и установил там картину — яркую, цветастую, свеженькую, нарочно для нынешнего утра сохранённую в секрете». В представлении, устроенном художником, участвуют местные дети. Они играют на глиняных свистульках, одев на себя «бумажные маски с бородами из кудели, всякие шляпы да колпаки». Честняков читает зрителям колядные стихи, которые надписаны на картине. Односельчане подходят к картине, а когда начинают её разглядывать, то обнаруживают на ней изображение собственных детей и самого художника: «А ведь это вот моя Манюшка с подсолнушком нарисована… А это, с гармошкою, мой Гришутка… А вот это и сам Ефим Васильевич! Тоже стоит с гармонью под мышкой, командует всем хором»[62].

Советский поэт, писатель, а позже православный священнослужитель Вячеслав Шапошников в романе «Ефимов кордон» (о жизни и творчестве Честнякова), опубликованном в 1978 году в московском издательстве «Современник», описывает «необыкновенную привязанность» Ефима Честнякова к детям, упоминает его импровизированные спектакли на деревенских улицах, в том числе «коляду», в которой принимала активное участие «ряженая детвора»[63].

Примечания

Комментарии
  1. ↑ Редким исключением, например, являются ранняя картина «Портрет девочки в розовом платье», которая датирована 1894 годом[9], и картина «Тетеревиный король», название которой дал сам художник[13].
  2. ↑ На иллюстрации, опубликованной в книге Ефим Честняков. Новые открытия советских реставраторов. Сост. Ямщиков С. В.. — М.: Советский художник, 1985. — С. 7—9 (страницы в тексте не пронумерованы). — 140 с. — 30 000 экз., запечатлена картина «Коляда» до начала реставрации.
  3. ↑ В XIX веке разница в исчислении юлианского и григорианского календарей составляла 12 дней. В XX и XXI веках разница составляет 13 дней.
  4. ↑ С. С. Каткова в своей статье ошибочно называет рындой не телохранителя, а бердыш, который он держит в руках[7].
  5. ↑ Односельчанин Честнякова рассказывал о колядовании самого Честнякова (его рассказ совпадает с изображением на картине «Коляда»; текст приводится с орфографией и пунктуацией оригинала): «Маленькой я ещё был… Мне… было лет 8—10… И вот в праздничные дни он посещал нашу деревню [дер. Вонюх]… у нево были знакомые… Это было в Успленьев день… он подобрал меня и двух… у Зайцевых в дому… и наредил нас: надел маски… мне дал подсолнечник… был топор… изготовлен был у нево… мы ево несли в руках… ещё что-то было, вроде холодное оружие старых времен… макет… Имел он гармошку… шестиугольная… маленькая — маленькая… сам он изготовил… И вот мы стали ходить по домам… и у одново гражданина… он из Зеленина был… Гаврила Кудрявцев… мы подошли к окошкам… и из окошек высунулись ребятишки… и запели Коляду… И он, зная, што тут живет Гаврила, он запел, играя в гармошку… на руке бубенчики…»[36]
  6. ↑ Искусствоведы, анализировавшие картину, не поднимали вопрос об авторстве данной надписи. Никто из них не писал, что художник является автором данных стихов, никто не относил их к фольклору. Стихи не были опубликованы в сборниках литературных произведений Честнякова. На стенде рядом с картиной «Праздничное шествие с песней. Коляда» в зале Ефима Честнякова в Романовском музее они названы стихами художника и приводится их расшифровка.
  7. ↑ О житных духах подробно рассказывается в соответствующей главе книги Афанасьев А. Н. Житные духи // Поэтические воззрения славян на природу. — М.: Издательство К. Солдатёнкова, 1869. — Т. 3. — С. 771—776. — 830 с..
  8. ↑ С этой точкой зрения был согласен кандидат филологических наук Вячеслав Сапогов, утверждавший, что все картины Честнякова изображают театрализованные представления, основанные на синтезе искусств, — так называемые «действа»[5].
  9. ↑ Односельчанка впоследствии рассказывала авторам монографии о творчестве художника, что Ефим Честняков во время колядования сам наряжался Колядой. По их просьбе показать, как он её изображал, «надев на голову венок из бумажных цветов („Надо бы настоящих!“) с яркими лентами, новый фартук, обув плетённые из бересты „ступеньки“, тоже украшенные лентами, она достала старую тальянку, на которой, по её словам, „игрывал Фимушко“, и, выйдя на лужайку перед домом, запела»[55].
Источники
  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Каткова, 2013, с. 33.
  2. ↑ 1 2 3 4 Каткова, 2016, с. 286.
  3. ↑ 1 2 Игнатьев, 1995, с. 59.
  4. ↑ 1 2 3 Каткова, 2013, с. 35, 45.
  5. ↑ 1 2 Сапогов, 1988, с. 216.
  6. ↑ 1 2 Шаваринский, 2014, с. 270.
  7. ↑ 1 2 3 4 5 Каткова, 2013, с. 35.
  8. ↑ 1 2 3 Голушкин, 1985, с. 7—9 (по факту, без типографской нумерации страниц).
  9. ↑ 1 2 3 4 Обухов, 2008, с. 34.
  10. ↑ Голушкина, 1986, с. 163.
  11. ↑ 1 2 3 4 Игнатьев, 1977, с. 20.
  12. ↑ 1 2 Игнатьев, 1983, с. 5, 15.
  13. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 100.
  14. ↑ Игнатьев, 1983, с. 8.
  15. ↑ Курбатова, 2019, с. 52.
  16. ↑ 1 2 Голованов, 2017, с. 94.
  17. ↑ Игнатьев, 1995, с. 68—69.
  18. ↑ Игнатьев, 1995, с. 67—68.
  19. ↑ Игнатьев, 1995, с. 67.
  20. ↑ 1 2 Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 147.
  21. ↑ Самоделова, 2016, с. 417.
  22. ↑ Честняков, 1988, с. 192—193.
  23. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 16.
  24. ↑ Курбатова, 2019, с. 50, 2, 53.
  25. ↑ Игнатьев, 1995, с. 6.
  26. ↑ Искусство земли костромской. Творчество Ефима Честнякова. Красносельский ювелирный промысел. Музеи России (ноябрь 2005). Дата обращения: 9 ноября 2019. Архивировано 23 декабря 2019 года.
  27. ↑ Шаваринский, 2016, с. 182, 225.
  28. ↑ Игнатьев, 1977, с. 21.
  29. ↑ Шаваринский, 2016, с. 181—182.
  30. ↑ Игнатьев, 1977, с. 22—23.
  31. ↑ Игнатьев, 1983, с. 6.
  32. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 106.
  33. ↑ 1 2 3 Шаваринский, 2016, с. 182.
  34. ↑ Каткова, 2013, с. 33—34.
  35. ↑ Румянцева, 2007, с. 96—98.
  36. ↑ Назарова, 2019.
  37. ↑ 1 2 3 Каткова, 2013, с. 37—38.
  38. ↑ 1 2 3 4 Каткова, 2013, с. 36.
  39. ↑ Каткова, 2016, с. 286—287.
  40. ↑ Каткова, 2013, с. 36—37.
  41. ↑ Каткова, 2013, с. 39.
  42. ↑ Каткова, 2013, с. 40—41.
  43. ↑ 1 2 Каткова, 2013, с. 41—42.
  44. ↑ Игнатьев, 1995, с. 12.
  45. ↑ Каткова, 2013, с. 41.
  46. ↑ Каткова, 2013, с. 289.
  47. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 145—147.
  48. ↑ 1 2 Игнатьев, 1995, с. 66.
  49. ↑ Игнатьев, 1995, с. 65.
  50. ↑ 1 2 Голушкина, 1986, с. 162—163.
  51. ↑ Каткова, 2016, с. 287.
  52. ↑ Игнатьев, 1995, с. 66—67.
  53. ↑ Каткова, 2013, с. 42.
  54. ↑ Каткова, 2016, с. 294.
  55. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 21.
  56. ↑ Каткова, 2016, с. 293.
  57. ↑ Игнатьев, 1995, с. 64.
  58. ↑ Игнатьев, 1995, с. 65—66.
  59. ↑ Игнатьев, Трофимов, 1988, с. 145.
  60. ↑ Шаваринский, 2016, с. 173.
  61. ↑ Богемская, 2010, с. 466.
  62. ↑ Кузьмин, 1981.
  63. ↑ Шапошников, 1978, с. 4.

Литература

Источники
Научная и научно-популярная литература
  • Богемская К. Г. Честняков Ефим Васильевич (1874—1961) // Любительское художественное творчество в России XX века. Словарь. Редактор Т. А. Суханова. — М.: Прогресс-Традиция, 2010. — С. 465—467. — 496 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-89826-334-8.
  • Голованов В. Я. Кологрив. Очерки глубинки // Русский мир : Журнал. — 2017. — Октябрь. — С. 88—96.
  • Голушкин С. С. Реставрация картин Ефима Честнякова // Ефим Честняков. Новые открытия советских реставраторов. Сост. С. В. Ямщиков. — М.: Советский художник, 1985. — С. 7—9 (страницы в тексте не пронумерованы). — 140 с. — 30 000 экз.
  • Голушкина Л. А. Сказ о крылатом человеке // С. В. Ямщиков. Спасённая красота (рассказы о реставрации памятников искусства). Книга для учащихся старших классов. — М.: Просвещение, 1986. — С. 149—177. — 192 с.
  • Игнатьев В. Я. Ефим Васильевич Честняков // Ефим Честняков. Художник сказочных чудес. Каталог выставки, сост. С. Ямщиков. — М.: Советский художник, 1977. — С. 7—16. — 28, илл. с. — 2000 экз.
  • Игнатьев В. Я. Глава IV. Шаблово. Кологривский Пролеткульт. Шабловский детский сад. Первые выставки. Последние годы жизни. 1917—1961. // Ефим Васильевич Честняков. — Кострома.: Теза, 1995. — С. 59—74. — 128 с. — 10 000 экз.
  • Игнатьев В. Я., Трофимов Е. П. Мир Ефима Честнякова. — М.: Молодая гвардия, 1988. — 221 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-235-00090-0.
  • Каткова С. С. Е. В. Честняков. Особенности стиля живописи // Века и судьбы. – Костромской музей-заповедник. – Кострома: Костромаиздат, 2016. – 344 с. : Сборник статей С. С. Катковой. — 2016. — Т. 2. — С. 276—298. — ISBN 978-5-98295-091-8.
  • Каткова С. С. Символика в картине Е. В. Честнякова «Коляда» // Музейный хронограф. — Кострома: Костромаиздат. — 240 с. : Сборник статей и материалов сотрудников Костромского музея-заповедника / ОГБУК «Костромской музей-заповедник». — 2013. — С. 33—46., эта статья была позже переиздана с добавлением иллюстраций во втором томе сборника научных работ автора Каткова С. С. Е. В. Честняков. Символика в картине Е. В. Честнякова «Коляда» // Века и судьбы. – Костромской музей-заповедник. – Кострома: Костромаиздат, 2016. – 344 с. : Сборник статей С. С. Катковой. — 2016. — Т. 2. — С. 253—263. — ISBN 978-5-98295-091-8.
  • Курбатова З. Ю.. Русская душа Ефима Честнякова // Русский мир : Журнал. — 2019. — Апрель. — С. 48—53.
  • Обухов Р. Е. Как феникс из пепла (К истории возрождения творческого наследия Е. В. Честнякова) // Пути в избах. Трикнижие о шабловском проповеднике, художнике Ефиме Честнякове. Сост., автор предисловия и комментариев Р. Е. Обухов. — М.: Международный Центр Рерихов. Полиграф — Эра, 2008. — С. 23—57. — 437 с. — 1000 экз.
  • Румянцева О. Н. Образ солнца в народнопоэтической традиции (на примере праздника «Коляда» и картины Е. Честнякова «Коляда») // Из истории культуры Костромского края. Сост. Н. Б. Кудинова, Н. К. Кашина. – Кострома : КГУ, 2007. – 130 с., ил. – ISBN 978-5-7591-0866-5. : Сборник научных трудов КГУ. — 2007. — С. 96—98.
  • Сапогов В. А. «Окружённый хором муз…» // Игнатьев В. Я., Трофимов Е. П. Мир Ефима Честнякова. — М.: Молодая гвардия, 1988. — С. 213—220. — 221 с. — 25 000 экз. — ISBN 5-235-00090-0.
  • Честняков Ефим Васильевич: Живопись. Графика: Каталог выставки / Музей зарубежного искусства Латвийской ССР, июль — август 1983 г. Авт. вступ. статьи и сост. каталога В. Я. Игнатьев. — Рига, 1983. — 18 с. — 500 экз.
  • Шаваринский И. С. Представления о личности и творчестве Ефима Честнякова в контексте исследований конца XX — начала XXI веков // Вестник Костромского государственного университета имени H. A. Некрасова : Журнал. — 2014. — Вып. 7. — С. 269—272.
  • Шаваринский И. С. Театр Ефима Честнякова как феномен культуры: к проблеме синтетической природы творчества и его рецепции. Диссертация на соискание учёной степени кандидата культурологии. — Иваново.: Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова, Ивановский государственный университет, 2016. — 230 с.
Художественная литература
  • Кузьмин Л. И. Глава VII. // Чудесное яблоко. О художнике Честнякове. — М.: Детская литература, 1981. — 88, илл с. — 100 000 экз.
  • Шапошников В. И. Ефимов кордон. — М.: Современник, 1978. — 430 с. — (Новинки «Современника»).