Современные мифы

Перейти к навигацииПерейти к поиску

Современные мифы — культурные явления, обладающие мифологической природой, но зародившиеся и существующие в культуре научно-рационального общества[1]. Явление современного мифа соотносится с процессами ремифологизации как стратегией толкования мифа, как значимого, автономного, ценного опыта и универсального культурного принципа.

В современном мире мифы десакрализированы и присутствуют в «подсознании» общества, но во многих аспектах продолжают определять его существование и современную картину мира, представляя собой неотрефлексированные схемы восприятия и поведения. К мифологическому мышлению обращаются реклама и идеология. Мифы остаются универсальным языком искусства и силой, интегрирующей, сплачивающей общество, формируя, в частности, национальное самосознание[2].

Общая характеристика

Современная мифология и мифотворчество рассматривались многими исследователями: Е. М. Мелетинский[3], В. М. Найдыш[4], Курт Хюбнер[нем.][5], К. А. Богданов[6], С. Ю. Неклюдов[7], Н. Г. Брагина[8], Ю. Ж. Шайгородский[9] и др.[10]

В традиционном понимании миф связывается с архаичной формой культуры, древней устной традицией. Однако, согласно научным исследованиям, миф, являясь неотъемлемой частью культуры, продолжает существовать и развиваться в современном мире, принимая новые формы[1]. Миф не исчез, а модифицировался, приспособившись к новым реалиям, занял ниши, где он способен существовать и выполнять свои функции[11].

Румынский философ, религиовед и этнограф Мирча Элиаде отмечал, что в современной культуре мифологические мотивы присутствуют не только в искусстве и других произведениях фантазии, но также широко распространены в быту, политической среде и идеологии, они заполняют любые разрывы в тонкой оболочке рационального сознания. Немецкий философ и постструктуралист Ханс Блюменберг писал о неустранимости элементов мифа в картине мира человека, что связано с принципиальной метафоричностью мышления и существованием «абсолютных метафор», непереводимых на какой-либо неметафорический язык. Согласно концепции немецкого философа Курта Хюбнера[нем.], проблема «истины» мифа, который продолжает существовать в современном мире в сферах искусства и религии, раскрывается через анализ его специфической рациональности — эмпирической и семантической интерсубъективности, вступающей в конфронтацию с рациональностью новоевропейской науки[2]. Советский и российский филолог и фольклорист Е. М. Мелетинский также писал, что ряд черт мифологического мышления сохраняется в массовом сознании, политических, идеологических системах и художественной поэтической фантазии. К числу этих элементов относятся конкретно-чувственное и персональное выражение абстракций, символизм, идеализация «раннего» времени как «золотого века», поиски смысла и целесообразной направленности всего происходящего и др.[12] По выражению советского и российского филолога и фольклориста С. Ю. Неклюдова, «по идущим из глубины веков архаическим моделям в современной политике и идеологии воссоздаются старые мифы в новых социальных и национальных оболочках»[7]. Современная мифология часто основана на архетипных семантических моделях, таких как «золотой век», «апокалипсис», «мировое зло», «рай на земле», «вечная молодость» и др.[1] Современные мифы в целом соответствуют общему пониманию мифа как типа знания, базирующегося не на рациональных доказательствах, а на вере и убеждениях, предписанных культурной традицией, религиозной или идеологической системой. Как и традиционные, современные мифы имеют особую логическую структуру, отличную от рационального мышления: не соблюдается закон исключенного третьего, суть подменяется происхождением, событиям приписывается обязательная целенаправленность, соседство во времени принимается за причинно-следственную связь и др.[7] Как и в историческом прошлом, миф продолжает участвовать почти во всех сферах духовной деятельности человека[1]. Сходство традиционной и современной мифологии объясняется в первую очередь универсальностью психофизиологических механизмов, порождающих архетипические структуры, лежащие в основе мифов[7].

В то же время, по мнению Неклюдова, информационная (коммуникационная) революция облегчила манипулирование массовым сознанием и обеднила символический состав мифологических представлений. На место разнообразия культурной символики приходят политические мифы и мифы массовой культуры[7]. Кроме того, современная мифология, в отличие от традиционной, не образует целостной мифологической картины мира[1].

Пример стереотипа: викинг в рогатом шлеме. Лейф Эриксон на берегу недавно открытого Винланда (Ньюфаундленд). Из издания 1908 года.

Если на раннем этапе развития мифологии, этапе архаической мифологии, миф господствует в объяснительной и социально-регулятивной сфере, то на этапе существования развитых религиозных систем (буддизма, иудаизма, христианства, ислама и др.), также содержащих мифологические компоненты, миф несколько оттесняется со своих позиций религиозной идеологией, а в культуре Нового времени[13] и современности его оттесняет также светская идеология и наука[7]. Исторически миф выступал как первичная модель всякой идеологии и синкретический источник различных видов культуры — литературы, искусства, религии, философии и даже науки. Дифференциация первоначального ритуальномифологического синкретизма культуры (в частности, по мере развития философии и науки) влечёт за собой частичную демифологизацию общественного сознания, но эта демифологизация не может быть полной, она всегда относительна. Периодически её сменяет ремифологизация, что, в частности, происходит в новейшее время. XX век был отмечен одновременно бурным развитием технической мысли и разочарованием в рационалистической философии, эволюционизме и «просветительских» упованиях. Согласно Мелетинскому, одна из причин «неустранимости» мифа заключается в том, что вопреки позитивистам XIX века, наука не способна полностью вытеснить мифологию, поскольку не разрешает метафизические проблемы, такие как смысл жизни, цель истории и т. п., в то время как мифология претендует на их разрешение, создаёт видимость разрешения, в частности стремится объяснить трудно разрешимые проблемы через более разрешимое и понятное. Миф обеспечивает «уютное» чувство гармонии с обществом и космосом[12]. Так, крах советской мифологической системы не привёл к демифологизации общественного сознания, а, напротив, стал сильным стимулом нового мифотворчества, которому способствовали такие политические и общественные проблемы, как усиливающееся социальное неравенство, межэтнические конфликты, локальные войны, террористические акты, разочарование в глобальных ценностях, общее состояние общественного сознания, лишённого ясных ориентиров, и др. Мифологизированность современного российского общества рассматривается как компенсация, иррациональный ответ на иррациональность[14].

Современная мифология не идентична архаической, поскольку она существует рядом с развивающимся позитивным знанием, из которого может черпать материал для построения образов и аргументов. Миф часто прибегает к квазинаучным доказательствам своей истинности. Например, мотивы прорыва демонических сил в упорядоченный космос формируют концепцию политического заговора «сил мирового зла». Сообществом «подлинно человеческим» оказывается свое национальное, в то время как противостоящие им силы, коварные иностранцы, иноверцы или инородцы воспринимаются как своего рода античеловеческое начало.

Содержание коллективных представлений меняется в зависимости от культурно-исторических обстоятельств, но их структура сохраняет относительное постоянство. Культурная, художественная и идеологическая практики, включая позитивно-рациональные области (политику, экономику, медицину и др.), связаны с мифом, поскольку опираются на ценностные ориентиры и на метафоры обобщенных эмпирических наблюдений. По мнению Неклюдова, все это свидетельствует о наличии мифологического компонента в любой культурной традиции, а также позволяет отвергнуть резкое разграничение рационального и мифологического типов знания, во всяком случае для обыденного мышления. Согласно учёному, они составляют двуединство, с попеременным преобладанием одного или другого в разных видах человеческой деятельности и в разные исторические периоды. Причём периодически возникающий в обществе кризис доверия к научному мышлению ведёт к активизации мифологического начала в общественном сознании[7].

Железная дева (справа), выдаваемая за средневековый инструмент пытки, продукт фантазии XIX века[15]

В исследовании этнографии XX века современность считалась плодотворным полем для мифологизирования. В то же время в работах советского и российского филолога В. П. Руднева и ряда других учёных (С. П. Батраковой, В. Б. Мириманова, Е. М. Мелетинского, А. К. Якимовича) появляется термин неомифологизм, феномен направления модернизма, реализующийся как:

  1. творческое заимствование древних мифологических мотивов и сюжетов
  2. уподобление художественного языка мифологическому праязыку с его полисемантизмом и ассоциативностью
  3. создание собственных (авторских, идеологических) мифологических миров и образов.

Борьба с современным мифотворчеством объединяет науку и традиционные религии. Представители традиционных конфессий часто говорят о повсеместном распространении сект, оккультизма, суеверий и неорелигиозных мифов, которые, по их мнению, ведут к раскольничеству, экстремизму и другим формам социальной нестабильности[1].

«Язычество», на распространение которого в современном обществе указывают некоторые православные авторы, представляет собой не дальнейшее развитие древних религиозных представлений восточных славян, а является следствием примитивизации массового сознания, диссоциации научной картины мира на отдельные элементы, более не объединённые какой-либо философской идеей. К такому «язычеству» православные авторы относят разнообразные явления, несовместимые с канонами авраамических религий — гороскопы и магические практики, уфологию, поклонение известным брендам и др. Эти верования и представления являются продуктом глобализации и не имеют связи с местными народными верованиями прошлого[16]. Они смыкаются с таким явлением как итсизм, верой в нечто неопределённое[16][17].

Модель мира

Несмотря на отсутствие в современной мифологии целостной мифологической картины мира, ей присущи многие элементы моделирования мира, характерные для традиционной мифологии.

Качественная неоднородность мифологического пространства, выступающая как одно из его главных свойств, наличие в нём сакрального центра и потенциально враждебной периферии, присутствует и в современной мифологии. Пространство здесь также воспринимается как состоящее из фрагментов, различающихся физическими и мистическими качествами, и объясняющимися, например, наличие, отсутствием или разной концентрацией положительной или отрицательной «энергетики» и т. п.

Традиционный миф часто представляет собой рассказ о прошлом, к которому возводится происхождение нынешнего положения вещей — как благоприятных сторон жизни (возникновение культуры, в том числе предметов, текстов и обычаев), так и отрицательных (смерти, болезней, пороков и др.), что подразумевает изначальное совершенство эпохи первотворения, мифического времени, обладавшего высшей ценностью, наибольшей сакральностью[18]. Отсюда проистекают характерные как для традиционной, так и для современной мифологии представления о гармоническом миропорядке прошлого («золотой век» греческой мифологии, «добрые старые времена» обыденного сознания, «благополучная советская эпоха» и т. п.), о его нарушении в настоящем и о всеобщей деградации мира и человека. Этот регресс может закончиться только гибелью мира, идея чего реализуется в эсхатологических мифах. Сюда относятся ожидание Страшного суда, надвигающейся космической катастрофы, тепловой смерти Вселенной, оскудения природных ресурсов, истоньшения озонового слоя. Распространён и образ грядущего царства справедливости: ожидание рая на земле, построения коммунистического общества и т. п.), также соотносимый с изначальной гармоничностью эпохи первотворения. В данном случае возврат к эпохе гармонии находится в рамках представлений о цикличности времени[7].

Тексты

Миф почти всегда представляет собой рассказ о событиях и персонажах, которые в данной традиции почитаются священными (мифы о сотворении мира, о потопе, о конце света, о Прометее, о Кришне, о Ленине и т. п.). Подобные повествования, как правило, в той или иной степени сакрализованы. В традиционных обществах разновидностью текста, в котором реализуется миф, являются обычно произведения фольклора. В более развитых культурах мифологическая информация может содержаться в разнообразных текстах, от священных и художественных до научных и публицистических[7]. Одной из существенных особенностей современных мифов заключается в том, что они часто распространяются с помощью СМИ и нередко подаются как достоверная информация[14].

Категории

Советский и российский филолог и фольклорист А. Л. Топорков выделяет четыре вида современных мифов:

  1. Мифы политической и общественной жизни создаваемые политиками, политическими партиями и СМИ.
  2. Религиозные и этнические мифы, связанные с самоидентификацией (прошлое и настоящее православия и России)
  3. Мифы, связанные с внерелигиозными верованиями (об НЛО и инопланетянах, снежном человеке и экстрасенсах)
  4. Мифы массовой культуры (например, миф о США и американском образе жизни)[19].

Политические мифы являются наиболее распространённой темой исследований по современной мифологии[20][21][22]. Французский философ и семиотик Ролан Барт рассматривал современность как привилегированное поле для мифологизирования. По его мнению, из орудия архаического образного мышления миф превращается в инструмент политической демагогии. Мирча Элиаде трактовал социализм в качестве нового эсхатологического мифа. О политических мифах писали также Ж. Сорель, Р. Нибур, Х. Хэтфилд, Дж. Меркус, А. Сови и др.[12]

Советский и украинский политолог и социальный психолог Ю. Ж. Шайгородский определяет политический миф как

целостное, упрощенное, преимущественно иррациональное отражение в индивидуальном и массовом сознании политической реальности и основных общественных ценностей, своеобразный символический способ их интерпретации, моделирование мира и социальной жизни; инструмент реализации конкретных политических задач — борьбы за власть, её легитимации, утверждение новой политической идеологии и тому подобное; интегрированная форма мифологического и политического сознания; особый вид мифа, сохраняющий в коллективной памяти народа его социальный опыт, императивы духовно-нравственного измерения политических процессов[9].

При создании идеологических текстов, при агитации, политических дебатах, создании любого идеологизированного информационного пространства используются метафорические образы, связанные с архетипами массового сознания и универсальными мотивами, языковые, сценические, технические и иные средства, затрагивающие эмоционально-чувственную сторону сознания: образы «золотого века», «конца света», «великой расы», «вечной справедливости», эпических героев, спасителей, благодетелей и др. (PR-мифологемы). Система образов навязывается адресату благодаря воздействию на глубинные структуры мифологического сознания[1]. Политические мифы в сочетании с рядом других могут порождать комплексные мифологические системы (см. ниже).

Существует также явление, названное С. Ю. Неклюдовым агитлегендой, разновидность городской легенды, распространяемой властными институтами с целью достижения мобилизации общества. В случаях, когда агитлегенда соответствует тревогам общества, после её введения по каналам СМИ она начинает циркулировать независимо от усилий властных институтов, обрастает импровизированными подробностями и постепенно передаваясь по горизонтальным коммуникационным каналам становится фольклорным текстом[23].

Маркетинговые мифы близки к политическим. С помощью архетипности дискурсивно воспроизводимых образов они манипулируют сознанием покупателя, склоняя его к приобретению определённых товаров и услуг. Маркетинговые мифы могут содержать рекламу, а также так называемые дизайнерские тексты[1].

Тесно связанными и пересекающимися являются мистические и псевдонаучные мифы[1]. Рост мистицизма в обществе, как правило, происходит в периоды экономической нестабильности и культурного кризиса. Примерами могут служить расцвет мистических школ накануне распада Римской империи и мода на спиритизм и теософию в России в начале XX века. В конце XX — начале XXI века, по словам В. М. Найдыша, «массовое сознание ремифологизируется… когда происходит всплеск интереса к мистицизму, расцвет квазинаучного мифотворчества, паракультурных форм сознания оккультизма, магии, астрологии; когда бегство от материализма к мистике от науки к мифу стало модой для отечественного и зарубежного безбрежного скептицизма». Мифы этой категории зачастую оппозиционны по отношению к научному знанию и научной среде, их сторонники рассматривают свои идеи в качестве особой высшей формы познания, по их мнению, способной в ближайшее время заменить «традиционные» научные системы экспериментального и теоретического поиска[24]. Причём в современных условиях релятивизма и плюрализма наука лишена возможности поставить социальный барьер для псевдонаучной мифологии.

С предыдущей категорией связана бытовая мифология: магия (гадалки, целители), бытовая магия, включая веру в приметы, астрология, городские легенды, современный фольклор, как воспроизводящий, так и подпитывающий внерелигиозные верования[1].

Массовое сознание содержит константы «покой», «порядок» и «справедливость», образующие систему ценностей, которой обусловлен бытовой консерватизм. Массовое сознание обращается к прошлому как к идеалу, поскольку оно кажется уже застывшим и неизменным[14].

Даже не образуя комплексных мировоззренческих систем, мифы часто существуют в комплексном виде, когда мифы разных категорий образуют различные сочетания и связи друг с другом. Политические мифы часто сочетаются с мифами массового сознания. Примером могут служить распространённые во многих современных странах идеализированные представления о западном мире, которые представляют собой реализацию мифологической модели, известной по утопическим легендам о далеких или запредельных землях (например, острова блаженных), где грядущее блаженство предстоит уже осуществлённым, перенесенной из временной плоскости в пространственную[7]. Так, западническая идея о необходимости для России следовать западным путём, «как все цивилизованные народы», также может рассматриваться в качестве одной из мифологических моделей, разновидности мифа о «светлом будущем», поскольку, по мнению сторонников мифологичности этой идеи, страна не обладает необходимыми экономическими и социальными предпосылками для реализации западной модели. Другой комплексный российский миф — миф о добром царе, устроителе народной жизни. После революции образ правителя демократизировался. Он стал прост и доступен, окружён соратниками. Но уже через несколько лет Сталиным был создан образ «Хозяина», напоминающего фигуры Петра I и Ивана Грозного, окруженного «исполнителями». При Хрущёве образ власти вырождается, а при Брежневе миф спускается до анекдота[14]. На постсоветском пространстве возвращение к старой культуре после отказа от советской идеологии приняло как религиозно-церковные, так и прямо мифологические формы, возникли различные сочетания мифов. Происходит идеализация дореволюционного «раннего» времени как «золотого века», распространение иррациональных верований, суеверий и мифов (колдуны, привидения, инопланетяне, снежные люди, экстрасенсы, мистическое знание всех наук в «Ригведе», мистическая информация в структуре египетских пирамид, астрология, и др.)[12]. Большое распространение в России имеют мифы о заговоре против России, в частности «теория жидомасонского заговора», «всемирного заговора геев», зомбирования через телевидение, вторжения инопланетян, теория о силах, которые хотят остановить историю (США, ислам) и др.[14]

Мифологические системы

Несмотря на отсутствие в современном обществе целостной мифологической картины мира, при определённых условиях в нём могут возникать и развиваться целые мифологические системы, соединяющие мифы разных категорий в некоторое подобие мифологической картины.

По мнению Е. М. Мелетинского и А. В. Чернышова, советская идеология во многих своих аспектах также характеризуется как религиозно-мифологическая[25][12]. С. Ю. Неклюдов писал, что советская мифология имеет свои «священную историю», «кануны» и предтеч (революционные демократы XIX века), демиургов, пророков, подвижников, мучеников, ритуалы и обрядовый календарь. В рамках универсальной схемы космогенеза акт творения нового мира (Октябрьская революция) сменяется его очищением от демонических сил («продолжение классовой борьбы»)[7]. По мнению Е. М. Мелетинского, «раннее» время, подготовка и проведение революции, представлялось в качестве «космизация» (мифологического упорядочивания) «дореволюционного хаоса» в центре мифологического мира. На его мифологической периферии — в других странах, сохранялся «капиталистический хаос». Культурными героями являются Ленин и Сталин. Сталин — не просто продолжатель дела Ленина, а его как бы перевоплощение («Сталин — это Ленин сегодня»). Революционные праздники и ритуализированные партийные съезды как бы воспроизводили и укрепляли «раннее» время в настоящем, как праздники традиционной культуры воспроизводят и укрепляют космический порядок, созданный в мифическое время. Ленин — всеобщий «дедушка», что близко к обозначению сакрального предка в архаичной мифологии (при этом Сталин — всегда только «отец»). Коммунистический атеизм трансформировался в своеобразную религию, компартии — в церковь, оппозиции — в еретические движения[12].

В рамках советско-китайского противостояния Китай, в соответствии со своими культурными традициями, также претендовал на роль центра мира, хотя бы только коммунистического.

Другие относительно целостные мифологические системы представляют собой варианты национальной мифологии. Последняя зародилась в Европе на рубеже XVIII—XIX веков и заместила собой религиозную мифологию. Произошёл подъём национального сознания, взаимосвязанный с упадком религиозности. Национальный миф, опираясь на романтическое неоязычество, потеснил религиозный, проник во власть и распространился в обществе. Начавшиеся в этот период исследования национальной мифологии и национальных древностей включали в себя произвольные достраивания реконструируемой системы до некой полноты, ориентированные на освященный традицией образец (как правило, на античную мифологию). Мифологизаторство XIX—XX веков имело большое число проявлений этого процесса в художественной практике, философии, идеологии и политике[7]. К мифологическим моделям обращались писатели-модернисты[26].

Свадьба в храме одинизма, Испания

Идеологи националистических движений также вольно интерпретируют памятники старины, прибегают к мистификациям («Велесова книга» и др.), создают собственные неоязыческие религиозно-мифологические системы[7]: вотанизм в Германии, диевтуриба в Латвии, ромува в Литве[27], родноверие в России и других славянских странах и др. Важной составляющей национальной мифологии в рамках ряда направлений национализма и неоязычества является арийский миф, согласно которому древние «арийцы» (вариант: «арии») являлись предками значительной части или всех европеоидов, носителями древней высокоразвитой культуры и просветителями всего древнего человечества. Эти «арийцы» напрямую связываются с этносом сторонников данного варианта арийского мифа (с немцами у германских нацистов, с русскими или украинцами у русских или украинских неонацистов и неоязычников), что, по мнению последних, определяет расовое или культурное превосходство этих этносов над другими, особую национально-мессианскую роль данного народа или, по крайней мере, его исторический приоритет над другими[28].

Историк и религиовед Р. В. Шиженский на примере русского неоязычества отмечает попытки родноверов мифологизировать и ремифологизировать историю в ущерб последней. Учёный пишет об отсутствии первичных письменных источников по славянскому язычеству, что не позволяет реконструировать весь спектр этих традиций. Неоязыческая элита не имеет возможности и часто умышленно не желает изучать сохранившиеся реликты и фактически стремится сконструировать собственные теоретические основы нового вероучения. «Обрядово-мифологический багаж» русского неоязычества по ряду причин, в первую очередь его искусственности, не является монолитным. Основополагающая роль в неоязыческом мифотворчеству принадлежит неоязыческому автору, обычно харизматическому лидеру, который опирается лишь на собственные идеологические, политические и религиозные цели и предпочтения. Однако, несмотря на разнообразие, неоязыческие мифы описываются общим определением: относительно устойчивые стереотипы массового сознания, которые обусловлены недостаточным уровнем информированности и высокой степенью доверчивости; пропагандистское и общественное клише, участвующее в целенаправленном формировании общественного сознания[29]

В современной идеологии по архаическим моделям воссоздаются старые мифы в новых социальных и национальных оболочках. Здесь встречаются идущая снизу спонтанная мифология, включающая комплексы национального самоощущения (исключительности или ущемленности) и «искусственная» мифология, конструируемая с идеологическими целями внутри отдельных интеллектуальных или властных групп[7].

В конце XX века распад советского «классового» мифа в привёл к выдвижению национального мифа на постсоветском пространстве. Причём присвоение мифа произошло без радикальной смены символов, эмблематики и идеологических клише. Центральные персонажи и атрибуты советской мифологии встроились в новую идеологическую систему. Смысловые подстановки и замещения соединили, например, «воинов-интернационалистов» с выполнением ими в Афганистане «своего патриотического долга»[7]. В России и монархисты, и либералы считают, что их взгляды вполне соответствуют русской идее[14].

Значение

Согласно культурно-антропологическим и структурно-семиотическим исследованиям преимущественно послевоенного времени, важную роль играет не только объяснительная, но и регулятивная функция мифа. Миф является одним из важнейших механизмов организации социальной, хозяйственной и культурной жизни. Он удовлетворяет потребность человека в целостном знании о мире, организует и регламентирует общественную жизнь — причём на ранних этапах истории — полностью, а на более поздних — выступая совместно с идеологией, наукой и искусством[7]. Познание не является главной целью мифа. Основная цель заключается в поддержании гармонии личного, общественного, природного, поддержка и контроль социального и космического порядка, на что также направлены ритуалы — часть единого ритуальномифологического комплекса. Познавательный пафос подчинен этой гармонизирующей и упорядочивающей цели. В мифе преобладает пафос преодоления хаоса в космос и защиты космоса от сохранившихся сил хаоса. Мифология гармонизирует представления об окружающем мире и месте в нём человека[12].

Современные мифы служат не для разрешения и изживания противоречий, а их для «натурализации» и оправдания. Ролан Барт считал, что миф не оставляет ни одной щели, дающей доступ к «настоящей» действительности[11].

В эссе 1987 года археолог Уильям Х. Стибинг-младший высказал мнение, что «альтернативная археология» (псевдоархеология) «функционирует так же, как миф в примитивных культурах. Она разрешает психологические дилеммы и предоставляет ответы в сфере неизвестного или непознаваемого». «Сильная эмоциональная привязанность», которую некоторые люди испытывают к таким объяснениям, кажется, напрямую связана с «ненаучным, квазирелигиозным, неофициальным характером этих теорий». Конфликт археологии и псевдоархеологии является частью давнего спора между наукой и религией. В целом «альтернативная археология» и креационизм стремятся создать картину прошлого, которая была бы более мирной и более ценностной, чем та, которую раскрывает «материалистическая» наука[30].

В художественной литературе

Основная статья: Мифология § В художественной литературе
См. также: Мифпанк и Магический реализм
Венера Арлезианская, в XVII веке отреставрированная Франсуа Жирардоном. При раскопках её рук найдено так и не было. Чтобы сделать статую более похожей на Венеру, скульптор вложил ей в левую руку зеркало, в правую — яблоко[31].

Наступление в искусстве эры модернизма отмечено процессами ремифологизации — возрождения интереса к мифологии. Авторы используют мифологические мотивы и сюжеты для структурирования художественного пространства произведения. Причём в роли мифа зачастую выступают не только библейские и античные мифы но и историко-культурная реальность предшествующих лет, бытовая мифология, художественные тексты прошлого[32]. Таким образом, стираются границы определения мифа. К примеру, по мнению Ролана Барта, «мифом может стать все что угодно»[20].

В рамках ритуально-мифологической критики (направления в литературоведении) миф и связанные с ним ритуалы рассматриваются как основные структуро- и жанрообразующие элементы словесности, причём от древнейших её форм до современных. Интерпретация мифа и ритуала в качестве особых форм проявления бессознательного позволяет трактовать миф как универсальную глубинную основу не только любого литературного произведения, но и творческого воображения в целом[33].

См. также

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Барышников П. Н. Мифология современности Архивная копия от 14 июля 2019 на Wayback Machine // Вестник Российского университета дружбы народов. — 2006. — № 1 — С. 182—189.
  2. ↑ 1 2 Константинов, Резвых, Аверинцев, 2012, с. 475—477.
  3. ↑ Мелетинский Е. М. От мифа к литературе : курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика» Архивная копия от 28 марта 2018 на Wayback Machine. М. : РГГУ, 2001. 169 с.
  4. ↑ Найдыш В. М. Философия мифологии. XIX — начало XXI в. М. : Альфа-М, 2004. 544 с.
  5. ↑ Хюбнер, Курт[нем.] Истина мифа. М. : Республика, 1996. 387 с.
  6. ↑ Богданов К. А. Повседневность и мифология. СПб. : Искусство-СПб, 2001. 438 с.
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Неклюдов С. Ю. Структура и функция мифа Архивная копия от 25 ноября 2021 на Wayback Machine // Мифы и мифология в современной России / Под ред. К. Аймермахера, Ф. Бомсдорфа, Г. А. Бордюгова. М. : АИРО-XX, 2000. С. 17—38. (копия Архивная копия от 30 ноября 2021 на Wayback Machine)
  8. ↑ Брагина Н. Г. Память в языке и культуре. М. : Языки славянских культур, 2007. 520 с.
  9. ↑ 1 2 Шайгородский Ю. Ж. Политика : взаимодействие реальности и мифа : [монография]. Киев : Знання України, 2009. 400 с.
  10. ↑ Современная российская мифология / сост. М. В. Ахметова. М. : РГГУ, 2005. 285 с.
  11. ↑ 1 2 Галиев, 2018, с. 228.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Мелетинский Е. М. Миф и двадцатый век Архивная копия от 22 февраля 2013 на Wayback Machine // Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998.
  13. ↑ Лезов С. И. История и герменевтика в изучении Нового Завета. М., 1996. С. 14—15.
  14. ↑ 1 2 3 4 5 6 Топорков А. Л. Мифы и мифология в современной России Архивная копия от 1 ноября 2019 на Wayback Machine // Неприкосновенный запас. 1999. № 6 (8).
  15. ↑ Vortrag Klaus Graf[нем.]: "Das Hinrichtungswerkzeug «Eiserne Jungfrau» ist eine Fiktion des 19. Jahrhunderts, denn erst in der ersten Hälfte des 19. jahrhunderts hat man frühneuzeitliche Schandmäntel, die als Straf- und Folterwerkzeuge dienten und gelegentlich als «Jungfrau» bezeichnet wurden, innen mit eisernen Spitzen versehen und somit die Objekte den schaurigen Phantasien in Literatur und Sage angepaßt. One must question why it would have been built in the 18th century, as it would have contrasted greatly with the accepted culture of Georgian-Era Europe — far different than Medieval Europe. " («The execution tool „Iron Maiden“ is a fiction of the 19th century, because only since the first half of the 19th Century the early-modern-times' „rishard cloaks“, which sometimes were called „maidens“, were provided with iron spikes; and thus the objects were adapted to the dreadful fantasies in literature and legend.») Mordgeschichten und Hexenerinnerungen — das boshafte Gedächtnis auf dem Dorf, June 21, 2001 accessed July 11, 2007.
  16. ↑ 1 2 Бесков А. А. Реминисценции восточнославянского язычества в современной российской культуре (статья первая) // Colloquium heptaplomeres. — 2015. — № 2. — С. 8—9. Архивировано 24 сентября 2021 года.
  17. ↑ Ткаченко А. В. Итсизм как основная форма религиозных представлений современной молодёжи Архивная копия от 19 января 2014 на Wayback Machine // Системная психология и социология. 2012. № 6. С. 112—120.
  18. ↑ Топоров В. H. Космогонические мифы Архивная копия от 23 марта 2019 на Wayback Machine // Мифы народов мира : Энциклопедия. Электронное издание / Гл. ред. С. А. Токарев. М., 2008 (Советская Энциклопедия, 1980). С. 551—553.
  19. ↑ Топорков А. Л. Мифы и мифология XX века: традиции и восприятие Архивная копия от 30 ноября 2021 на Wayback Machine // Человек и общество: поиски, проблемы и решения. 1999.
  20. ↑ 1 2 Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы : Семиотика. Поэтика. М. : Прогресс; Универс, 1994. С. 72—130.
  21. ↑ Шатин Ю. В. Политический миф и его художественная деконструкция // Критика и семиотика. Вып. 6. Новосибирск : НГУ, 2003. С. 67—78.
  22. ↑ Сарна А. Я. Визуальная метафора в дискурсе идеологии Архивная копия от 30 ноября 2021 на Wayback Machine // Палiтычная сфера. 2005. № 4. С. 55—60.
  23. ↑ Архипова Александра, Кирзюк Анна. Как легенда стала идеологическим оружием // Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР. — М.: Новое литературное обозрение, 2021. — С. 163―164. — 536 с. — (Культура повседневности). — ISBN 978-5-4448-1174-0, 978-5-4448-1598-4.
  24. ↑ Найдыш В. М. Философия мифологии от Античности до эпохи Романтизма. М. : Гардарики, 2002.
  25. ↑ Чернышов А. В. Современное состояние советской мифологии Архивная копия от 4 мая 2018 на Wayback Machine // Чернышов А. В. Современная советская мифология. Тверь, 1992. С. 14.
  26. ↑ Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1975 (2-е изд.: 1995). Гл. III.
  27. ↑ Карл Густав Юнг о современных мифах. М., 1994; Рыжакова С. И. Dievturiba. Латышское неоязычество и истоки национализма. М., 1999 (Исследования по прикладной и неотложной зтнологии / Институт этнологии и антропологии РАН. Документ N 121).
  28. ↑ Шнирельман, 2015.
  29. ↑ Шиженский, 2009, с. 250—256.
  30. ↑ O’Hehir, 2005.
  31. ↑ Brunilde Sismondo Ridgway. The Aphrodite of Arles // American Journal of Archaeology. — Археологический институт Америки, 1976. — Т. 80, № 2. Архивировано 28 января 2022 года.
  32. ↑ Ерохина Т. И., Бадиль К. К. Кинокомикс как мифотекст современной массовой культуры Архивная копия от 30 ноября 2021 на Wayback Machine // Ярославский педагогический вестник. 2017. № 3.
  33. ↑ Осовский О. Е. Ритуально-мифологическая критика Архивная копия от 19 января 2021 на Wayback Machine // Большая российская энциклопедия. Т. 28. М., 2015. С. 546.

Литература

Ссылки