Товарный фетишизм

Товарный фетишизм — овеществление производственных отношений между людьми, возникающее в условиях товарного производства, основанного на частной собственности. Термин «товарный фетишизм» был введён Карлом Марксом в труде «Капитал» и обозначал свойство вещей быть продуктами для продажи (товарами). В результате этого происходит наделение товаров сверхъестественными свойствами и ошибочными представлениями^[1], когда природе товара (в том числе товара рабочая сила) приписывают свойства, которыми она не обладает. Например, когда золоту или бумажной банкноте приписывают свойства денег. Человеку, например, женщине, которая выступает или в качестве товара (рабочей силы), или в качестве владельца капитала, приписывают как естественные все свойства, которые он (она) получает только в системе наёмного труда и капитала, то есть только в таком обществе, где продукты производят с целью продажи.

Размышляя о товарном фетишизме в последнем разделе первой главы «Капитала», который носит название «Товарный фетишизм и его тайна», Маркс выделяет несколько составляющих данной теории^[2].

Товар может на первый взгляд показаться простой вещью, однако при анализе видно, что он носит загадочный, даже мистический характер. По мнению Маркса, своими свойствами товар удовлетворяет человеческие потребности, а также он приобретает эти свойства как продукт человеческого труда. Однако таинственность товара заключается вовсе не в этом.

Понятие «вещь» — то же самое, что и понятие «продукт труда». Но вышеперечисленные понятия вовсе не равнозначны понятию «товар». Человек меняет все вокруг так, как будет выгодно и полезно ему. Например, как продукт труда стол сам по себе является лишь изделием из дерева. Однако уже как товар стол обладает денежным эквивалентом. Отношение человека к нему меняется, он начинает воспринимать стол как предмет, который обладает материальной ценностью. Таким образом человек наделяет вещь ценностными и стоимостными характеристиками, в результате чего она превращается в товар. А уже став товаром, вещь наделяется совершенно новым значением для человека и общества в целом. Здесь товар и приобретает загадочный характер. Одухотворяя вещь, тем самым преобразуя её в товар, человек начинает подчиняться поведению товаров на рынке. А это поведение неконтролируемо и неуправляемо человеком. Более того, товар начинает навязывать свои условия потребителю. Зачастую покупка того или иного товара не зависит от человека, она ему навязывается.

Всё больше углубляясь в тайну товарного фетишизма, Маркс размышляет на тему того, что определяет ценность продукта труда. Маркс также говорит о том, что в товарно-денежном обществе незаметно фиксируются пропорции обмена, то есть сколько товаров можно получить в обмен на свой товар, в результате чего теперь люди считают, что эти пропорции предопределены самой природой той или иной вещи. Однако Маркс убеждён, что единственным главным критерием при определении ценности продукта труда на самом деле являются временные затраты и труд. Чтобы доказать справедливость своего мнения он приводит в пример список Робинзона из знаменитой книги Даниеля Дефо «Робинзон Крузо». В списке Робинзона содержался перечень предметов, которыми он обладает, а также в нём указывалось рабочее время, которое ему необходимо потратить на их изготовление. Таким образом единственное, что ему необходимо было знать для производства какого-либо нового орудия, это сколько времени, а также ресурсов ему предстоит затратить на это самое производство. И его продукты труда вовсе не имели никакой субъективной и навязанной какими-то внешними обстоятельствами характеристики вещей как товаров.

Согласно Марксу, предметы потребления становятся товарами по причине того, что они являются продуктами независимых друг от друга частных работ. Производители вступают в контакт друг с другом только посредством обмена продуктов своего труда, таким образом, общественный характер их работ выражается лишь путём обмена одного товара на другой.

Производителям общественные отношения их частных работ кажутся… не непосредственно общественными отношениями самих лиц в их труде, а, напротив, вещными отношениями лиц и общественными отношениями вещей.

— Карл Маркс, «Капитал. Критика политической экономии» ^[3]

Происходит овеществление производственных отношений: общественные отношения между частными производителями приобретают форму общественных отношений между вещами.

Карл Менгер в своём труде «Основания политической экономии» говорит о сущности происхождения ценности благ. В отличие от Маркса, который выдвигает идею того, что основным фактором при определении ценности продукта труда являются только временные затраты и труд, Менгер придерживается позиции, согласно которой ценность благ носит субъективный характер, а труд и время, потраченные на производство продукта вовсе не являются источником и критерием для измерения ценности товара.

Следовательно, ценность есть значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении. Поэтому явление жизни, называемое нами ценностью благ, происходит из того же источника, что и экономический характер благ, то есть из вышеизложенного отношения между надобностью и количеством благ, доступным распоряжению.

— Карл Менгер, «Основания политической экономии»^[4]

В социально-философском трактате «Символический обмен и смерть» Жан Бодрийяр, французский социолог и философ, развил идею товарообмена, играющую ключевую роль в концепции товарного фетишизма. Концепция символического обмена Бодрийяра полностью отличается от позиции Маркса по экономическому обмену. Он выделяет три этапа развития человеческой цивилизации. Согласно этой схеме, на первом этапе (архаическое и феодальное общество) осуществлялся обмен исключительно прибавочного материального продукта. Вторая стадия, капиталистическая, подразумевает обмен товаров промышленного производства. На третьем этапе, на котором находится современное общество, господствует символический обмен. Он не подразумевает прямой обмен товаров. Концепция символического обмена полностью отходит от позиции Маркса. Символический обмен в отличие от экономического, на котором делал акцент Маркс, не подразумевает прямой обмен товаров или ограниченное взаимодействие обменивающихся. Символический обмен прекращает существование прежних отношений между капиталистами и рабочим классом.^[5]

Ги Дебор, французский философ, в политическо-философском трактате «Общество спектакля», утверждает, что теперь человек уже не может удовлетвориться просто потреблением товара; он полон религиозного почтения к бесконтрольной свободе товара.

Товарный фетишизм доводит людей до состояния нервной лихорадки, чем мало отличается от религиозного фетишизма былых времён: такой же экстаз, конвульсии и восторг чудом исцелённых. И здесь потребляется только подчинение.

— Ги Дебор, «Общество спектакля» ^[6]

В учебнике «Курс экономической теории» под редакцией Чепурина М. Н. и Киселёвой Е. А. авторы пишут, что марксовская идея товарного фетишизма была своеобразной разновидностью концепции «невидимой руки» как обезличенного механизма формирования цен (например, идея спонтанного порядка у Ф. Хайека). В этом смысле концепция товарного фетишизма совпадает с воззрениями экономистов классического и неоклассического направлений^[7].

В книге «Размышления в красном цвете» Славой Жижек, словенский культуролог и философ, говорит следующее о товарном фетишизме:

…прежде чем сетовать на «отчуждающий» эффект того факта, что «отношения между людьми» заменяются «отношениями между вещами», все же не следует забывать об освобождающем эффекте: смещение фетишизма на «отношения между вещами» дефетишизирует «отношения между людьми», позволяя им обрести «формальную» свободу и автономию. Хотя при рыночной экономике я остаюсь de facto зависимым, эта зависимость, тем не менее, «цивилизованна», осуществлена в форме «свободного» рыночного обмена между мной и другими людьми, а не в форме открытого рабства или даже физического принуждения. (...)

В рыночной экономике отношения между людьми могут казаться отношениями взаимного признания между свободой и равенством: господство больше не осуществляется напрямую и не зримо как таковое. Проблематична сама исходная посылка: то, что выбор делается лишь между прямыми и непрямыми отношениями господства и эксплуатации.

— Славой Жижек, «Размышления в красном цвете»^[8]

Явление товарного фетишизма отражено в романе Чака Паланика «Бойцовский клуб»:

Ты покупаешь мебель. Ты говоришь себе: «Это последний диван, который понадобился мне в жизни». Купи себе диван, и на два года ты полностью удовлетворён, не важно, что идёт не так, по крайней мере ты решил вопрос с диваном. Затем подходящий набор тарелок. Затем идеальная постель. Шторы. Плед.

А затем ты просто заперт в своём любимом гнёздышке, и вещи, которыми ты по идее должен владеть, теперь владеют тобой.

— Чак Паланик, «Бойцовский клуб»^[9]

Эта же мысль высказана в одноимённом фильме Дэвида Финчера.

В статье 2013 года «Gatsby, and Other Luxury Consumers», опубликованной в газете The New York Times, автор утверждает, что отношение героев фильма «Великий Гэтсби» является примером товарного фетишизма.^[10]