Материнство и детство в блокадном Ленинграде

Матери́нство и де́тство в блока́дном Ленингра́де — проблемы материнства и детства, состояние женщин репродуктивного возраста и младенцев в условиях голода из-за оккупации и окружения немецкими захватчиками города в период блокады Ленинграда в Великую Отечественную войну.

В начале сентября в городе оставалось более четырёхсот тысяч детей из 2,887 миллионов мирного населения. В июле-сентябре 1941 года эвакуировано из Ленинграда более 400 тысяч человек. По Дороге жизни вывезено более 600 тысяч. С мая по октябрь 1942 года в тыл направлено более 600 тыс. жителей. Выведено из окружения около 500 тысяч человек^[1].

Общее число эвакуированных — 1,7 миллиона человек. Первый блокадный год унёс жизни 675 тыс. горожан. В 1942 году в городе было около 622 тысяч человек, в 1943 году их количество сократилось до 546 тысяч^[2].

Максимальные демографические потери пришлись на 1942 год. Потери от смерти превысили довоенные показатели в 19 раз^[3].

Справка Ленинградского городского отдела актов гражданского состояния о количестве смертей в Ленинграде в 1942 году 4.02.1943 г^[4].

3% всех потерь — естественная смерть, 16 747 человек погибли от ранений, остальные умерли от голода. Младенческая смертность, пик которой пришёлся на 1942 год, превысил уровень 1940 года в 1,8 раза^[4].

Здоровье женщин репродуктивного возраста резко ухудшилось. По оценке медиков «аменорея военного времени», наблюдавшаяся в блокадный период у 80-90 % ленинградских женщин, стала следствием нарушения жизнедеятельности организма (голод, авитаминоз) и сопутствующего психоэмоционального фактора. В 1942 году женщины страдали атрофией матки, климактерическими неврозами с сопутствующими симптомами (тошнота, головокружения, учащённое сердцебиение), у многих женщин наблюдались депрессивное состояние. Диагноз «аменорея военного времени» наблюдалась зимой 1941—1942 года у 80-85 % женщин репродуктивного возраста, осенью 1942 года процент заболеваний уменьшился до 64 %. Весной 1943 года аменорею диагностировали у 42 % жительниц блокадного города, к весне 1944 года — 16 %, летом — от 6 до 8 %^[4].

Число браков Ленинграде сократилось в шесть раз: в 1940 году сочетались браком 12,6 % горожан, в 1942-м — всего 2 %^[5].

Вопреки всем ожиданиям медиков, в городе, в котором ещё не была операция прорыва блокады, в 1943 году резко увеличилось количество браков — на 13,2 % больше, чем в 1940 году. Количество заключённых браков в 1944 году превысило уровень довоенного Ленинграда на 31 %. Через год произошёл неожиданный всплеск рождаемости — она превысила довоенный уровень на 23,6 %. Жизнеспособность младенцев была стабильной: 1,7—2,1 % мертворождений (на тысячу родов), в то же время их масса и длина тела оказались сниженными^[5].

По всем медицинским канонам всплеска рождаемости не могло быть, но, по словам блокадного врача М. И. Фролова, «умереть должны были все», а «…они держались, жили вопреки научным расчётам…»^[5][6].

Для беременных и кормящих матерей в Ленинграде был создан специальный Совет по питанию: разрабатывались смеси (более 14 рецептов соевой смеси), изыскивались доступные заменители источников витаминов, вводились дополнительные нормы питания. Детская смертность среди младенцев пошла на убыль уже в 1942 году (кроме алиментарной дистрофии) — 245 случаев, в 1943—142^[7].

При наличии ограниченного режима питания и карточной системы, несущественного улучшения качества жизни, показатели смертности в блокадном Ленинграде стали снижаться в 1943 году: в 1944 году смертность вышла на уровень, более низкий, чем в довоенное время — 17 % и 17,5 % соответственно^[7].

Медики считают, что в осаждённом городе сработали законы психодемографии. Нематериальные явления — открытие узкого коридора для снабжения города в январе 1943 года, победа под Сталинградом и пленение немецкой армии фельдмаршала Паулюса — оказали влияние на общее состояние, вызвали социальный подъём, привнесли в жизнь чувство уверенности.

Практикующие врачи блокадного Ленинграда отмечали снижение аменореи и репродуктивный взрыв как следствие психического состояния женщин. Психосоматический фактор стал потенциалом для «…снижения нервного напряжения и положительными эмоциями в ожидании снятия блокады» — этот факт отмечался многими врачами. По мнению профессора Черноруцкого М. Ф., механизмы развития аменореи 1941—1942 годов определялись, в основном, психоэмоциональными факторами, в которых ведущая роль принадлежала блокаде и окружению города немецкими захватчиками^[8])^[7].

• Блокада в судьбах и памяти ленинградцев : отчёт по исследовательскому проекту / Европейский университет в Санкт-Петербурге, Центр устной истории; рук. работы Е. И. Кэмпбелл. — СПб., 2003. — 55 л.
• Bidlack, Richard. The Leningrad Blockade, 1941—1944: a New Documentary History from the Soviet Archive / R. Bidlack, N. Lomagin; transl. M. Schwartz. — New Haven ; London : Yale University Press, 2012. — 486 p.: il. — (Annals of Communism). — Bibliography: p. 461—474. — ISBN 978-0-300-19816-4.
• Грачев Ф. Ф. Моя война : военный госпиталь в блокадном Ленинграде / Федор Грачев. — М. : Алгоритм, 2018. — 238 с.
• Ленинградская блокада в восприятии горожан: секция 6 // Маленький человек и большая война в истории России, середина XIX — середина XX в.: материалы международного коллоквиума (IX ; 17-20 июня 2013 г. ; СПб.); отв. ред.: Н. В. Михайлов, Я. Плампер; ред. Т. А. Абросимова [и др.]. — СПб.: Нестор-История, 2014. — с. 398—466. — ISBN 978-5-4469-0480-8
• Ленинградская эпопея : организация обороны и население города / Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН ; ред.: В. М. Ковальчук, Н. А. Ломагин, В. А. Шишкин. — СПб., 1995. — 293 с.
• Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде. Историко-медицинский аспект / Барбер Д. Дуглас, Белозеров Б. П. и др. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. — 265 с
• Ломагин, Никита Андреевич. В тисках голода : блокада Ленинграда в документах германских спецслужб, НКВД и письмах ленинградцев / Н. А. Ломагин. — 2-е изд., доп. — СПб. : Аврора-дизайн, 2014. — 358 с. : ил. — ISBN 978-5-93768-065-0
• Sorokin Р. Man and Society in Calamity: The Effects of War, Revolution, Famine, and Pestilence upon Human Mind, Behaviour, Social Organization and Cultural Life. New York, 1922.